Журнал «Вокруг Света» №01 за 1972 год - страница 6

С рождением второй станции Ангарского каскада и промышленного Братска стала осязаемой судьба Усть-Илима, замелькало в разговорах название — Богучаны, где предполагается воздвигнуть четвертую ГЭС каскада. Заполнение Усть-Илимского водохранилища намечено на 1974 год. Около 2 тысяч квадратных километров земли станет дном моря. Поэтому торопятся, спешат экспедиции, работающие на берегах Ангары от Братска до Усть-Илима. Торопятся лесоустроители дать рекомендации, какой лес необходимо вывезти в первую очередь. Торопятся гидрологи, исследуя пороги и стараясь предугадать, как изменится их характер с образованием нового моря. Торопятся биологи, изучая ангарские породы рыб, которые смогут акклиматизироваться в морских условиях. Торопится и наша экспедиция: слишком близок срок заполнения водохранилища, да и атмосфера в деревнях, где дома бросают, разбирают, сжигают, перевозят, не способствует сохранению памятников.

Бакены плясали в кружеве водоворотов. Мелкое злое кипение воды подгоняло катер. Мы проходили Закурдаевскую шиверу. Вдруг береговые сопки расступились — гигантский корабль, рассекая скальным носом уже широкую воду, двигался нам навстречу. То был остров Кораблик. Уткнувшись в его каменную корму, мы простояли ночь: радист долго запрашивал туер Ершовского порога, который нам предстояло миновать, — свободен ли фарватер. С туера ответили — завтра утром, сейчас через порог, вверх, шли суда из Усть-Илима.

Это была самая короткая ночь в году, и она так и не наступила. Сумерки, не успев спуститься, часа в два-три ночи начали таять. Дым костра уходил столбом в серое небо, небо без звезд, с одной лишь зеленоватой Венерой. Плыли над рекой темные облака, полыхала красная зарница, и река, широкая, такая же серая, как небо, с черными берегами и черными пятнами островов, казалось, спала не засыпая... Шумела вода на пороге, но — странно — ее ровный гул сливался с тишиной, не нарушая ее. Изредка всплескивала рыба да коростель едва слышно скрипел в березняке... В такую ночь легко вспоминается.

...Какая славная баня была у бабки Пелагеи, у Пелагеи Дмитриевны, в селе Аникино! С березовыми вениками, пропаренными в кипятке, с густым горячим паром на скользком полке (плеснешь воды на раскаленные камни — и пар перехватит дыхание), с холодными сенями и ледяной водой Ангары, на берегу которой — только сбеги по тропке — и стоит бревенчатый сруб баньки с волоковым оконцем.

А водяная мельница, что спряталась в густом ельнике неподалеку от деревни Закурдаево? По желобу, выбитому в целом бревне, течет прозрачная сильная струя-ручей, крутит деревянное колесо, и его движение передается другому колесу, скрытому внутри сруба. Гигантские, ослизлые от воды бревна, рубленные топором и уже обросшие мхом колеса, мощные жернова — эта мельница под стать тем, кто здесь работал.

Хорошо представляешь быт сибирской деревни по таким вот черным банькам да мельницам, по сработанным руками предметам быта — будь то туес из бересты или острога кованая, с которой ходили на тайменя да осетра, прялка, резанная из дерева, или паняга, деревянная пластина с ремешками, — ее надевали на спину охотники, привязывая к ней мешок с едой, белку или соболя, добытого в тайге.

Как любопытно было постучаться в тяжелые ворота приглянувшейся избы и ждать, когда их откроют и впустят тебя в прошлое столетие... Просторный двор, поделенный обычно домом на две части. С правой стороны двухэтажная стайка, сложенная из слег: внизу стоял скот, вверху хранили сено; задняя стенка двора с навесом, а под навесом — и ступа деревянная, в пояс человеку, и морды, плетенные из лозы, — рыбу ловить, и корыто, из дерева долбленное. Хорошо летом под навесом хозяйничать — прохладно и места много. А с левой стороны двора амбары...

Легко расставалась Агафья Егоровна Шаманская из Подъеланки с содержимым амбаров. В музей на постоянное хранение отдала она (получив в обмен бумагу — акт приемки номер один) два кованых огромных — в руке не удержишь! — ключа от «анбаров», седло деревянное, грабли кованые, биток из бересты, чтоб голубицу с кустов как совком снимать, мездрилку — нож на длинной ручке — шкуры скоблить... Да всего и не перечислишь, что погрузили мы на катер, который сразу стал походить на запасники музея. С пониманием, без насмешки относились люди к тому, что мы собираем ненужную уже утварь. В глубине души, может, и было удивление: и кому интересен валек деревянный, которым всю жизнь белье гладили? Верно, льстило самолюбию: все это наши отцы и деды делали, своими руками, сильные и умелые люди были. Но главным было понимание: не вернется на эти берега жизнь, когда в тайгу на зверя ходили и тем лишь кормились да губой (наростом с лиственницы) вместо мыла домотканые рубахи стирали... Пусть хоть люди узнают, как жили на этих землях раньше. А для ребятишек вся эта утварь, хоть и лежит еще в амбарах, уже точно экспонаты музейные. И с радостью, с готовностью тащат они к нашему катеру кто икону полустертую, кто самолов с крючками, кто турсучок, еще брусникой пахнущий...