Журнал «Вокруг Света» №01 за 1982 год - страница 7
Выбрали двенадцать человек (впоследствии к ним присоединились еще двое). Тяжелым было прощание. Построились лицом друг к другу две шеренги: базовый отряд и ударная группа. Постояли молча и разошлись. Больше я Ванюшу не видел...
На следующий день я побывал в музее революционной истории Благоевграда. На стенах залов висели диаграммы, схемы и карты, показывающие передвижения партизанских отрядов, места и даты сражений. По музею меня водил уже знакомый мне Васко Крекманский — добрейший и теплый душой человек, хотя, когда разговор заходил о сражениях, становилось ясно: он так и не смог растопить в себе лед войны. От него узнал я, что в Болгарии в те времена было 12 оперативных партизанских, или повстанческих, зон. Горно-Джумайская шла под четвертым номером, командовал ею Никола Парапунов — легендарная личность. Изображения Парапунова сохранились, я видел их в музее и, слушая пояснения Васила Крекманского, разглядывал многочисленные документальные фотографии, развешанные на стенах,— все надеялся отыскать прижизненный снимок Ивана Валчука. Увы, снимка не было. Фотографий Ванюши вообще не сохранилось — не полагалось отряду ни фотографа, ни фотографической техники. Документы же бойцы, разумеется, с собой не носили: партизанская война строится на конспирации, и личность удостоверяют не бумажные корочки, а поведение в бою.
И все-таки два документа, относящиеся к Валчуку, я увидел в городском музее. Один горестный и мучительный: полицейский снимок обезображенного трупа Ванюши, что был доставлен в Горну Джумаю после последнего боя маленького отряда. Второй — фотография рисованного портрета Валчука, сделанного после войны по воспоминаниям партизан.
...Пришла пора вступить в разговор третьему из сидевших за столиком кафе мужчин. Выглядел он молодо, пожилым совсем не казался, про таких говорят: «Человек средних лет». Если бы я не знал точно, что Борису Манову под шестьдесят, а молодость его пришлась как раз на военные годы, ни за что бы этому не поверил.
Рассказ Бориса Макова
Мы двинулись к селу Градево на реке Предел на выполнение боевого задания. По нашим сведениям, в селе было всего четыре полицейских, а кметом — старостой — там состоял пренеприятнейший тип, завербованный фашистами. От нас требовалось ликвидировать полицейских, сжечь сельский архив, кмету же сделать последнее предупреждение: еще один проступок, и расправа будет короткой — партизанская казнь.
К Градеву вышли в пять утра. Расположились на крутом склоне и принялись наблюдать за селом. Что такое? Не верим глазам. Суета, полиции намного больше, чем мы предполагали. Насчитали человек тридцать — все на мотоциклах, с пулеметами. Стали думать-гадать: как поступить? Мы с Валчуком настаивали, что в любом случае надо давать бой. С одной стороны, маловато нас, а с другой — если учесть внезапность нападения, риск оправдан. Но командир принял другое решение: в бой не ввязываться, подождать до вечера. Вечером же он вовсе отменил приказ: полиция осталась в селе, а временем — ждать, пока она уберется,— мы не располагали.
Дальнейший маршрут наш был такой: от Градева до Поповой Горы, далее село Струмско на реке Бистрица. Затем следовало переправиться через полноводную ледяную Струму и идти дальше на запад. Трудный это был поход: постоянное напряжение, нехватка продуктов, горы — вверх-вниз, вверх-вниз. А Ванюше хуже всех приходилось: равнинный он человек, к горам не приученный.
Месяца два всего-то и были мы знакомы с Ванюшей. Скажете, мало, чтобы человека узнать? На мой взгляд, вполне достаточно. Он был весь как на ладони — открытый, душевный. И песни пел — заслушаешься!..
Словом, через Струму мы переправились, и вот там, на правом берегу, в деревне Покровник, пришлось мне с ребятами проститься: захворал.
Оставили меня на лечение местным жителям, и мы расстались. Конечно же, планы строили, рассчитывали встретиться ранней весной, но... не дано было этому случиться. Из оставшихся тринадцати человек только один выжил — Славе Чимев. Он умер уже в мирное время, не так давно. Чимев до самой смерти вспоминал, как во время одного из боев выручил его Ванюша. Славе промочил ноги, и Валчук отдал ему свои шерстяные носки — джурабы, толстой вязки, теплые, подарок крестьянки. А сам Ванюша ходил в ботинках на босу ногу. Ведь есть выражение: «Последнюю рубашку отдать» — так? Я скажу, что отдать последние носки — зимой в горах! — это та же «рубашка».