Журнал «Вокруг Света» №01 за 1983 год - страница 19
Преследователю наконец надоело гоняться за побежденным, он встал и мирно заблеял. Бойцам накинули на шеи веревки и увели с арены. Тут же появилась новая пара баранов. Все повторилось...
Вскоре мы потеряли интерес к зрелищу и отправились побродить по улицам. Неподалеку от бараньего ристалища обнаружили небольшой ресторанчик с плотными маркизами на окнах и табличкой у входа: «Французская кухня». Это нас устраивает. После тунисских острейших блюд обычно сразу же задумываешься об огнетушителе, чтобы залить пожар в желудке.
Нам приносят жареную баранину с зеленью, блюдо с тонко нарезанным сыром и небольшой стеклянный кувшин красного вина. Пить чай выходим на воздух под ярко раскрашенные парусиновые зонтики. Чай густой и раскаленный — так и обжигает губы.
Вдруг я замечаю знакомое лицо. Парень с большим родимым пятном на левой щеке стоит в тени дерева в пяти шагах от нас и пьет кока-колу.
Это Хабиб, а познакомился я с ним три дня назад, когда к вечеру вышел из гостиницы прогуляться по проспекту Бургибы. На бульваре за мной увязался смуглый тунисец лет двадцати с большим черным ящиком на ремне через плечо. Сначала он предлагал, потом просил, потом умолял разрешить ему почистить мои запыленные туфли. Вообще мужчины здесь почему-то уделяют повышенное внимание состоянию своей обуви, если судить по огромному количеству чистильщиков в каждом городе и поселке.
Наконец я сдался, сел на скамейку и предоставил парню распоряжаться моими туфлями. Он обрадовался, заулыбался, присел на корточки и раскрыл свой ящик. Там оказалось великое множество баночек, бутылочек, щеточек и тряпочек.
Он не чистил, он священнодействовал! Намочив тряпочку в каком-то пахучем растворе, добрался до первозданного цвета обуви, не оставив на коже ни единого постороннего пятнышка. Затем, поочередно извлекая из ящика баночки и скляночки, подкрашивал, натирал, смазывал каждую туфлю, а потом самозабвенно чистил их то одной, то другой щеточкой до тех пор, пока штиблеты не приобрели ослепительный блеск. Такими я их не видел и на полке магазина.
И вот «сеанс» окончен, парень ждет вознаграждения за добросовестный труд.
Лезу в один карман, в другой — ни динара! Все деньги в пиджаке, оставленном в гостинице. Объясняю ему это как могу и даже выворачиваю карманы. Предлагаю пройти до отеля. Парень начинает что-то громко кричать по-арабски. Около нас останавливаются прохожие.
Не хватало еще скандала! Открываю кофр — не завалялась ли там монетка? — и нашариваю между фотоаппаратами что-то круглое. Это лакированное расписное хохломское яйцо, раскрывающееся на две половинки. Я купил в Москве несколько таких сувениров.
Нерешительно протягиваю яйцо парню. Тот берет его двумя пальцами, осторожно раскрывает, осматривает, нюхает. По загоревшимся глазам вижу, что сувенир ему нравится. Конфликт исчерпан!
По пути в гостиницу чистильщик идет за мной чуть позади и извиняющимся тоном объясняет на ломаном французском языке, что беден, что каждые полдинара для него крупная сумма. Случалось, клиенты уходили за деньгами в гостиницу, куда ему дорога закрыта, и не возвращались...
Тут я и узнал, что зовут его Хабиб, ему двадцать один, вот уже третий год он так работает чистильщиком, ибо другого занятия найти не может.
И теперь эта встреча далеко от столицы!
Подзываю Хабиба к нашему столику — он узнает меня, обрадованно кивает и прежде всего смотрит на мои ботинки. Укоризненно качает головой.
— Как ты сюда попал?
— Играл на баранах. Я ведь здешний, моя деревня совсем рядом.
— Выиграл?
— Где там! Все здесь оставил, только и наскреб на банку колы.
Сидим, попивая чай. Хабиб рассказывает, прикрывая ладонью левую щеку:
— Сначала мы с товарищами покупаем по билету на каждого. Проигрываем — разбиваемся попарно и берем один билет на двоих. Когда уже почти совсем нет денег, скидываемся по трое-четверо. Кое-кто, бывает, выигрывает немалую сумму. Но мне не везет.
Хабиб — второй по старшинству из восьми братьев и сестер.
Двадцатишестилетний брат Хаиз живет в Тунисе, у него жена, четверо детей — все ютятся в одной комнате в старом глинобитном доме на окраине.