Журнал «Вокруг Света» №01 за 1985 год - страница 7

— Фестиваль был всемогущим,— растягивая слова, вспоминает Федор Павлович: он встает, ходит по кабинету.— Настроение у нас было бодрым, приподнятым, обстановка — яркой и приветливой. Представьте себе светлый солнечный день и несколько сот автомашин, раскрашенных в оранжевый, желтый, фиолетовый, голубой и зеленый — в цвета пяти лепестков эмблемы фестиваля, они означали пять континентов мира... И вот эти автомашины с участниками фестиваля растягиваются на многие километры, держа путь в сторону Лужников. Вся столица — от мала до велика — на улице. Гостей приветствовали с балконов, крыш, из распахнутых окон; кто машет цветами, кто флажками... И начались бурные прекрасные дни знакомств и узнаваний. Целых две недели звучала на улицах и площадях разноязычная речь — французская, испанская, немецкая, арабская. С уст людей не сходили слова «мир» и «дружба». В пестрой толпе мелькали индийские сари, мексиканские сомбреро...— Федор Павлович сел и как-то задумчиво и тихо добавил: — Мы тогда были много моложе и иначе воспринимали мир...

— Что вы имеете в виду? — осторожно спросила я, чувствуя, что Федор Павлович чего-то не договорил.

— Я хотел сказать, что в те дни не оставляло ощущение большой перспективы наших отношений с народами мира. В троллейбусах, метро — всюду, где сталкивались люди, знакомство возникало стихийно; даже в театрах и на концертах во время антрактов вы не могли видеть обычного чинного хождения: люди подходили, называли себя, и тут же разгорался непринужденный разговор. Он возникал сам собой, естественно... Мы не думали тогда, что нам будут мешать крепить нашу дружбу. Люди с разных континентов пытались объясниться на разных языках. Иногда просто называли себя: «Я — сириец», Или, знакомясь, называли свою страну: Австралия, Индия, Финляндия, Болгария, Венгрия... Но песни понимали все. Стихийно собиралась группа людей, кто-то начинал петь на своем языке — и вдруг выяснялось, что эту песню знают все. А вокруг шныряли мальчишки, искали, с кем бы поменяться значками или от кого получить автограф.

Готовясь к встрече с Федором Павловичем Решетниковым, я позвонила своему институтскому преподавателю, который должен был хорошо помнить Московский фестиваль. Он откликнулся сразу, рассказал, как в один из дней фестиваля встретил на улице знакомого писателя, только было разговорились, как к ним бросился паренек: «Какая страна?» Писатель не успел отреагировать, как вдруг в двух шагах от них человек, вскинув руки, радостно воскликнул: «Итальяно!» Через секунду взрослый и мальчишка возбужденно обменивались значками. «Мы с товарищем,— вспоминал преподаватель,— стояли и с улыбкой наблюдали эту сцену, пока не подоспели к ним другие мальчишки: «Какая страна? Какая страна?»

Узнав, что я должна встретиться с художником Решетниковым, мой преподаватель посоветовал напомнить Федору Павловичу о выставке молодых художников в Центральном парке культуры и отдыха. И я спросила об этом.

— Как же не помнить,— откликнулся Федор Павлович,— в этом же павильоне выставки был еще уголок для сиюминутного рисования. Усаживали участников фестиваля и писали портреты. Особенно у нас, художников, пользовались успехом яркие молодые ганцы и египтяне. Был там еще конкурс на произведение, для исполнения которого давался художнику всего час времени. К услугам желающих порисовать было все: краски в банках и тюбиках, холсты, натянутые на подрамники, кисти, мольберты... Помню, юноша, рослый и рыжий американец, хотел продемонстрировать, как быстро он рисует. Попросил холст не менее двух метров по большой стороне, выдавил много красок на стекло и начал с помощью выкрутасов, странных жестов и взмахов рук класть на холст краски. Его стиль работы вызвал у собравшихся большое оживление. Я же смотрел на это как на аттракцион. Вышел показать свое искусство и другой художник — то ли француз, то ли еще кто, боюсь ошибиться. Он потребовал такой же большой холст. Взял несколько кистей и погрузил их в банки с красками, а потом начал творить. Расчет он делал на неорганизованный и стихийный взмах кистей. Но, к удивлению, у него получилось своеобразное декоративное панно. Вот вокруг таких художников больше всего случались дискуссии. Спорили все: и профессионалы, и любители, и тот, кто никогда в руки не брал кисти.