Журнал «Вокруг Света» №02 за 1978 год - страница 37

Тропа идет зигзагами поперек склона, кое-где по хребту, упорно перерезая склон по диагонали. И только в самом конце выходит на непривычно широкую дорогу, изрезанную лавинами и ручьями. Эту дорогу называют «старой». Местами она непроходима — завалена камнями, упавшими деревьями, снесена лавинами. Ее строили больше ста лет назад. Последний раз она послужила в 1942—1943 годах, когда по ней доставляли снаряжение для наших передовых отрядов, остановивших немецких егерей.

...Девятикилометровый подъем прошли только к вечеру. Уже начинались быстрые горные сумерки, когда остановились у большого ручья.

Сегодня поработали хорошо, особенно мальчики. Леонтий с самого начала погнал вперед малое стадо — то, что привыкло пастись неподалеку от хутора. А за этим стадом тянулись с мычанием остальные. Стадо не хочет распадаться. Потом, уже летом, это единство нарушится, и снова животные будут пастись кучками, видя друг друга, но не соединяясь. А пока, на перегоне, стадо идет длинной пульсирующей волной.

Пастухи Бат, Алцук и Гудим движутся по соседним тропам, не давая скоту разойтись по склону, время от времени направляя его. Вьючные лошади идут среди стада, возвышаясь над потоком, изредка чиркая подковами по камням. Телята пугаются их и отпрыгивают в сторону. Лошади знают эту дорогу хорошо, и лишь одна молодая серая кобылка, первый раз с вьюком, забывает про свою ношу и часто цепляется за камни и деревья в узких проходах, звеня подвешенным сбоку подойником, и всех это смешит и злит немного, и все на нее кричат, и тогда, уткнувшись в хвост другой лошади, кобыла идет некоторое время хорошо, пока снова не проявит свой норов, желая вырваться вперед.

Но вот уже и Башта, ровное болотистое плоскогорье. Стадо разбредается. Травы пока маловато. Влажное тепло еще не дошло сюда, но весна свое возьмет.

Раньше, в старину, каждый переход сопровождался жертвоприношениями духу перевала. В особом месте клали пулю, иглу, шило, иногда кинжал, ножны или даже затвор — в общем что-нибудь из металла. Говорят, что и теперь на заброшенных тропах у перевалов, чуть в стороне, можно найти эти «клады», разъеденные окисью и ржой.

Сейчас так не делают. Но сердце какого путника, а пастуха в особенности, не порадуется удачному началу перехода?

...Горит огонь. Почти совсем темно. Стреноженные кони под седлами, чтобы не остыли после перехода, еще пасутся, глухо позвякивая путами и подвязанной уздечкой, а уставшие козы и коровы лежа жуют жвачку.

Уже воткнуты в землю комлем гибкие длинные ветки орешника, переплетены сверху и накрыты брезентом. Внутрь шалаша, пока наспех, брошены мягкие вьюки, провизия, бурки. Там же, прикрытый сверху мешком, лежит, подрагивая и повизгивая, родившийся в пути щенок.

Мальчики натаскали дров для ночного костра, Гудим и Леонтий развьючили лошадей. Самый старший, Базала, достал посуду, еду, из крепкой ветки дереша сделал чхвиндж (1 Чхвиндж — особое приспособление, чтобы вешать котел над костром.), затесал его нижний толстый конец узким маленьким топориком и косо забил в землю рядом с огнем. Теперь стоит повернуть его, и можно вешать на свежие зарубки котел.

Вот уже подоены коровы в темноте, вскипело и выпито молоко, сварена и съедена мамалыга. И пока маленький Бат выскребает из котла вкусную пригоревшую корочку, старик Базала достает из шалаша спящего щенка. У него мутные глаза, как бы подернутые пленкой, жалкий нежный живот. Когда его ткнули носом в остывающее молоко, он стал крутиться и вырываться бестолково, но после, дрожа и взвизгивая от радости, пил и вылизывал дно пластмассовой чашки.

Пока моют посуду и кормят больших собак, старик сидит у костра и смотрит на огонь. Что он там видит, никто не знает, и его не беспокоят: он старший. Наконец маленький Бат не выдерживает и говорит хриплым шепотом: «Дедушка!» Так тихо вокруг, что шепот его хорошо слышен. Но Базала молчит. Леонтий, сорокалетний пастух, который в шалаше готовит постель, поворачивает к ним лицо и ждет. В темноте видна его улыбка — влажные белые зубы в черной короткой бороде. «Дед, — слышно снова, — ты же обещал...»