Журнал «Вокруг Света» №02 за 1986 год - страница 10
Оскар помолчал, тяжело вздохнул и продолжил:
— Ничего не выходило у нас тогда с помещиками. Земли-то мы распахивали, да приезжали национальные гвардейцы. Что у нас было для борьбы с ними? Мачете и то не у каждого. Вот они и не церемонились — убивали, увозили в тюрьму, избивали, грабили, забирали последнее... Так мы жили. Мне сейчас тридцать пять. Знаешь, когда я первый раз побывал в кабинете у врача? После революции. Младшего сына возил, приболел он. И заметь, ни сентаво с меня не взяли... Читать я выучился тоже после революции, старшие дети в школу пошли опять же после революции...
— Ты мою Эсперансу видел? Старуха почти, правда? — неожиданно спросил Оскар.
— Да что ты... Вовсе нет, — пробормотал я, застигнутый врасплох.
— Не стесняйся, брат, так оно и есть, — оборвал меня Оскар, махнув рукой.— А ведь ей тридцать один всего. Жизнь из нее старуху сделала. Одиннадцать детей она мне родила, а выжило только семь. Сама ни разу, наверное, досыта не поела — все им отдавала. Но детишки все равно мерли. А молодая она красивая была, Эсперанса... Стройная, волосы чуть не до колен, густые...
Оскар сцепил на столе пальцы рук. Корявые, темные, растрескавшиеся пальцы с крупными обломанными ногтями.
— Латифундии и хлопок, будь они прокляты! Хлопок наших отцов с земли согнал... Совсем не осталось места, где сеять маис...
Я уехал от Оскара под вечер. Сначала час по ухабистому поселку до города Чинандега, потом по гладкой асфальтовой ленте шоссе Леон — Манагуа. Вся равнина вокруг была словно покрыта снегом, хлопок искрился под солнцем, отражая лучи, слепил глаза. И там, на проселке, и здесь, по обе стороны шоссе, насколько хватал глаз простирались хлопковые плантации. Бывшие латифундии, превратившиеся сегодня в кооперативные и государственные хозяйства...
Кофе растет на небольших деревьях, тонкие ветки которых и темная кора напоминают вишни. Ягоды, зеленые и красные, лепятся вплотную к ветке на коротких черенках. Собирать их кажется делом простым и легким: провел ладонью, и вот они в корзине...
Приблизительно так думал и я, осматривая кофейные плантации государственного хозяйства Ла Лагуна, раскинувшегося по склонам гор в пятидесяти километрах к северу от Матагальпы. Собственно, Ла Лагуна — маленькое селение с узкими извилистыми улочками и бывшим помещичьим домом на вершине горы, где теперь размещается дирекция госхоза. Плантации, как почти вся округа, принадлежали раньше сеньору Бенисио Сентено. Он же был военным начальником округа и майором национальной гвардии. 19 июля 1979 года дон Бенисио удрал в Гондурас и сейчас засылает оттуда контрреволюционные группировки, которые орудуют в окрестностях.
— Пойдем, компаньеро, чего стоять, — недовольно произнес мой шофер и телохранитель Педро-Пабло по прозвищу Два Апостола, получивший его за столь редкое сочетание имен.
Два Апостола был на удивление мал ростом (автомат с примкнутым штыком доставал ему до плеча) и по-крестьянски нетороплив и рассудителен... Он ничего не делал без серьезного размышления, будь то замена магазина в автомате или обезвреживание мины, которую он заприметил на дороге. Однако, когда доходило до дела, был ловким, юрким и невероятно быстрым, как ящерица. Он умел бесшумно ходить по самому частому лесу, попадать из автомата — не целясь, от бедра — в подброшенную монету, кидать нож на два десятка метров, свистеть по-птичьи, виртуозно водить «джип» и ездить верхом...
К концу поездки мы с ним подружились, хотя поначалу, признаться, его опека и суровая молчаливость даже угнетали. Молчать он мог часами, и никакими ухищрениями не удавалось добиться от него и слова.
Командующий войсками МВД в Матагальпе, провожая нас, сказал: «Два Апостола не подведет, компаньеро. Он в таких переделках побывал, что и представить трудно. Да и район знает отлично, сам отсюда, из крестьян. Словом, не пожалеешь...»
Педро-Пабло действительно была знакома каждая тропка в радиусе ста километров, каждый холмик и ручеек. Острые настороженные глаза его подмечали самый незаметный след, любой признак опасности. Тогда он останавливал «джип», совал мне в руки огромный кольт и, взяв автомат, шел вперед по пустынной дороге, вглядываясь в придорожные кусты. Ту злополучную мину обнаружил тоже он. Сосредоточенно поколдовал над ней пять минут и отбросил в кювет ударом ноги. Молча вернулся к машине, закурил и, не проронив ни слова, завел мотор.