Журнал «Вокруг Света» №03 за 1974 год - страница 5

стр.

— Товарищ Гуда, — представил ее ливанец, и я ощутил энергичное пожатие маленькой руки.

— Почему вы вступили в Народный фронт? — спросил я Гуду, когда мы уселись к ней за столик.

Она ответила не сразу:

— ...Видите ли, когда я была еще подростком и жила в Салале, в семье довольно обеспеченной и счастливой, я увидела однажды, как стражники избивали провинившегося раба на глазах у его дочери. Тогда я решила посвятить свою жизнь борьбе против угнетения.

Скажу откровенно: в то время я ей не поверил, несмотря на ее серьезный тон, уж слишком хрупкой и изнеженной выглядела эта девушка.

...Утренний переход выдался особенно тяжелым для нашего отряда. Подошло к концу продовольствие, и накануне наш рацион состоял лишь из вареного риса и чая. Мы натощак поднимались на перевал, где не было источников воды, и бойцы к своей тяжелой выкладке добавили еще полные бурдюки. Дневали мы в тени скалы в каменистом пади и наслаждались ветерком. Вечерний переход показался уже легче, и мы еще засветло пришли к школе, о которой в освобожденных районах сочиняли стихи и слагали песни.

У портрета Ленина в почетном карауле замерли подростки, вооруженные винтовками с примкнутыми штыками. Мальчишки и девчонки в возрасте от 6 до 14 лет под звуки горна собрались на торжественную линейку. Их горящие глаза следили за тем, как на шест поднимается флаг Народного фронта. В центр площадки вышла... Гуда. На ней были брюки и солдатская гимнастерка, перепоясанная ремнем с тяжелым патронташем, за плечами винтовка.

— Что здесь делает Гуда? — спросил я Ахмеда.

— Товарищ Гуда — директор школы.

— Мы собрались сегодня, — начала девушка звонким голоском, — чтобы отметить день рождения великого вождя всех угнетенных, человека, имя которого стало знаменем борьбы, веры, надежды...

Она изменилась за этот год: еще больше похудела, посуровело и обострилось ее лицо. Но тихая и спокойная улыбка осталась все той же.

После линейки Гуда приветливо, как старых знакомых, встретила нас, угостила крепким чаем, провела по школе, познакомила со своими питомцами. Да, она бросила университет, чтобы перебраться в эти угрюмые, но дорогие ее сердцу горы. Зачем? Учить детей. В школе имени Ленина было 350 учеников — дети дофарских беженцев и солдат Народно-освободительной армии, рабов из Салала и кадровых работников Народного фронта.

Школа. При этом слове у нас возникают в памяти светлые классные комнаты и парты, лаборатории и спортивные залы. Два года назад в Далькуте «школа» с десятком-другим учеников располагалась на гальке пляжа. Сейчас на площадке, под деревьями с воздушными корнями, в тени нависших скал было разбито несколько продранных палаток. Их не хватало, и к ним пристроили пяток хижин, сложенных из сучьев. На солдатских одеялах спали, ели и учились дети. Зимой они дрожали от пронизывающего холода, в апреле — мае изнывали от жары, затем наступал сезон дождей и туманов, когда месяцами на ребятах не оставалось сухой нитки.

И все же это школа.

— Мы начинаем с того, что учим детей арабскому языку, так как в горах жители говорят на своих диалектах, — рассказывала Гуда. — Мы даем начальные представления об анатомии и физиологии человека, естествознании, математике, знакомим учеников со всемирной историей и географией, рассказываем о положении в зоне Персидского залива, о революционных движениях во всем мире. Мы хотим, чтобы дети оказались достойны современного мира и были готовы жить в новом обществе, основанном на социальной справедливости.

В школе всего три учителя. Ученики разбиты по звеньям и отрядам, они сами по очереди убирают жилища и территорию, носят воду в тяжелых бурдюках, собирают дрова, разжигают костры, чистят котлы, готовят пищу. Питание непритязательное — рис, немного томатной подливы, чай с ложкой сгущенки. Впрочем, это уже много значит для детей, которые раньше лишь изредка ели досыта.

— Ты привыкла к жизни здесь? — спросил я Гуду. — Тебе не трудно?

— Вскоре после приезда сюда я тяжело заболела от плохой воды. Товарищи отправили меня в Аден лечиться. Потом я привыкла к воде и плохо сваренному рису. Сначала мне было тяжело в горах, я тратила час на дорогу, которую другие преодолевали за пятнадцать минут. Давила плечо винтовка. Но я знала: так надо, и постепенно привыкла.