Журнал «Вокруг Света» №03 за 1980 год - страница 10

— Вдохновение, мсье. И вера в собственные силы, — серьезно пояснил мне экскурсовод.

Не смею описывать красоты Сен-Мишеля, так как это уже давно сделали другие, с которыми мне не тягаться. Виктор Гюго назвал его «сооружением величественным и чудесным, высящимся то как пирамида Хеопса над песчаной пустыней, то как остров Тенерифе — над морем». А Огюст Роден при виде его воскликнул: «Давайте помолчим, друзья! Ничто в мире не приносит нам такого счастья, как созерцание и мечта...»

Много ипостасей претерпел Мон-Сен-Мишель: был и убежищем монахов-отшельников, и береговой крепостью, за стенами которой окрестное население пряталось от феодалов и морских разбойников, был и тюрьмой — почти неизбежная участь уединенных и хорошо защищенных монастырей. Французская революция освободила заключенных и провозгласила остров «Городом свободы», но ненадолго. Полиция Наполеона тайно отправляла сюда противников империи, а в годы царствования Луи-Филиппа на Мон-Сен-Мишеле «гостили» революционеры Огюст Бланки, Арман Барбес и их товарищи; впрочем, они были первыми, кому удалось отсюда убежать.

Та же французская революция упразднила монастырь и выгнала монахов. Им было разрешено вернуться на остров только лет десять назад и лишь с тем условием, что они займут здесь небольшое помещение и не будут мешать туристам...

В прежние времена к Мон-Сен-Мишелю добирались либо на лодках, либо пешком по дну морскому. Теперь скала соединена с материком высокой дамбой, подходящей к старинным крепостным воротам — единственному входу на единственную улицу городка. По этому тесному коридору, стиснутому двухэтажными кельями, ныне превращенными в магазинчики сувениров и ресторанчики, отели с крошечными комнатами («Все с видом на море», — как заверяют их владельцы), и дальше — по каменным ступеням крутой лестницы, серпантином ведущей на вершину к аббатству, нескончаемым потоком, наступая друг другу на пятки, толкая локтями, зонтами и пачкая рядом идущих грязными подошвами усаженных «а шеи детей, движутся нынешние паломники — туристы. Ежегодно их «бывает здесь более полумиллиона.

У подножия горы в небольшом кафе за специально предназначенными для них столиками закусывают и потягивают «кальву» и «пасти» — анисовый ликер (всё — в два раза дешевле) водители автобусов и заказных машин. Они обмениваются рассказами о дорожных происшествиях и видом немного напоминают работорговцев, доставивших живой груз на рынки рабов. А наверху, на всем протяжении Главной улицы, идет охота: «крабы-отшельники», неожиданно высовывающиеся из своих нор-келий, цепляют крепкой клешней зазевавшегося в бурлящем потоке туриста и тянут его в лавку, в кафе, ресторанчики, в созданные на скорую руку музейчики, в которых, пожалуй, самый красочный экспонат — вывеска над дверью.

— Главное в нашем деле — перехватить клиента, пока он не добрался до аббатства, — беззастенчиво сообщил мне один из них. — После экскурсии он уже для нас не добыча. Нахватается впечатлений, наслушается гида, всучат ему там дюжину открыток и путеводителей. Несерьезно!.. Что вы сказали, мсье? Мы? Много зарабатываем? Это при нынешних-то налогах?! Да ну вас, ей-богу! — И возмущенно повернулся ко мне спиной.

«Настоящий викинг»

Я все-таки встретил его. Ранним утром на набережной в Авранше. Высокий, рыжеволосый и ясноглазый, с жилистой обветренной шеей, торчащей из воротника белой рубашки, уверенной походкой хозяина он двигался по набережной вдоль лодок и выставленных рядом с ними корзин с дарами моря, лишь на секунду задерживаясь перед каждым уловом и тут же выкликая цену. Он почти не смотрел на (покупателей, а рассуждал как бы сам с собой:

— О да, чудесные омары! Всего за четыреста франков!.. Четыреста двадцать? Правильно! Они стоят все пятьсот!.. Прекрасно! За четыреста пятьдесят новых франков они проданы мсье Пишену. Благодарю вас!— И шел к следующей корзине, а его помощник записывал в тетрадь цену покупки и имя покупателя, непонятным образом установленных: ведь все толпившиеся на набережной хранили молчание.

Я был настолько заинтригован зрелищем, что упросил товарища несколько отложить наш отъезд, и, дождавшись конца аукциона, подошел к его распорядителю.