Журнал «Вокруг Света» №04 за 1982 год - страница 12
Как был бы изумлен он, если бы узнал, что перед ним в читальном зале Королевской библиотеки сидел вождь русских революционеров. Оказавшись оторванным от товарищей в Швейцарии и России, Ленин мог следить за развитием событий лишь по сообщениям газет. Поэтому-то и спешил он каждое утро сюда, на Хюмлегордсгатан. В. И. Ленин написал здесь статьи «Приближение развязки» и «Наши задачи и Совет рабочих депутатов (Письмо в редакцию)». Ленин знал из печати, что в это время, в октябре — ноябре 1905 года, в ряде городов России возникли Советы рабочих депутатов. И он сразу же дал высокую оценку новым революционным органам, каких еще не было в истории. Жаль только, сетует Владимир Ильич, что об этом «приходится писать все еще из проклятого далека, из постылой эмигрантской «заграницы».
Между тем непредвиденная задержка «туриста» «Грая», как в целях конспирации именовался в телеграммах прибывший из Швейцарии постоялец скромной гостиницы «Маркит», подходила к концу.
В тот вечер «Владимир Смирнов, лектор университета», как значилось на металлической дощечке, блестевшей на двери его квартиры в доме 19 по Елизаветинской улице, никого не ждал. Поэтому, когда раздался звонок, хозяин не на шутку встревожился.
— Что-нибудь случилось, Николай Евгеньевич? — первым делом спросил Смирнов вошедшего Буренина.
Жандармам не было известно, что Буренин входит в Боевую техническую группу при ЦК РСДРП. Но поскольку они знали о его связях с финскими подпольщиками, филерам было вменено в обязанность следить за «сыном богатого купца» во время приездов в Гельсингфорс. И если Буренин пошел на риск, значит, для этого имелись веские причины.
— Я приехал по поручению Красина. Привез документы для Ленина. Как там, в Стокгольме?
— Оттуда несколько дней нет вестей. Последний раз звонили, что очень недоволен задержкой. Волнуется, наверное, рвется в Россию. Но ведь ехать в Финляндию с собственными документами ему нельзя: в порту при проверке паспортов легко попасть в руки жандармов.
— Ничего, с новыми документами Ленину это не грозит. Нужно только найти надежного курьера. Как у тебя с этим, Владимир Мартынович?
— Неовиус сообщил, что уже нашел подходящего человека, который отвезет документы в Стокгольм и будет сопровождать Ленина на обратном пути. Зовут его Ула Кастрен. Он руководит студенческой организацией здесь, в университете. У него есть знакомые в порту Або. Так что в случае каких-то осложнений он сумеет помочь Владимиру Ильичу. Неовиус за Кастрена ручается.
— Что ж, тогда остановимся на этом варианте...
В пятницу, 17 ноября, Пальмгрен видел, как заинтересовавший его читатель одним из первых появился в зале и занял свое место у окна. Около полудня в зал вошел совсем еще молодой человек, остановился около дверей, потом решительно направился к столику у окна. Почувствовав на себе его пристальный взгляд, читатель поднял голову. Подошедший слегка поклонился и тихо произнес несколько слов, после чего оба направились к выходу.
Вечером в тот же день на пароходе «Буре-II» Ленин и Ула Кастрен отправлялись в Финляндию.
— Мы условились, что, как только пароход отчалит, в Гельсингфорс пошлют телеграмму о нашем отъезде,— сказал Ула Кастрен.— Так что можете не беспокоиться...
— Когда мы будем в Або?
— Завтра около полудня.
— А в Гельсингфорсе?
— Вечером.
— Гостиницу в Гельсингфорсе закажут?
— Мы решили, что не стоит рисковать,— извиняющимся тоном ответил юноша.— Если вы не возражаете, то лучше переночевать у нас. Мой старший брат уехал читать лекции в Копенгаген, так что есть свободная комната.
— Спасибо,— сказал Ленин.— А чем занимается ваш брат?
— Доцент университета.
«Буре-II» дал прощальный гудок и медленно отошел от причала.
— А какой он?
— Какой? Очень умный, внимательный и, главное, простой,— ответил Буренин. Они сидели со Смирновым в кабинете на Елизаветинской и с нетерпением поглядывали на старинные стенные часы.
— Я в Женеве видел в 1898 году Плеханова,— продолжал Смирнов.— Блестящий оратор. Но вот в манере разговора, в ответах на вопросы, вообще во всем так и сквозило: он — вождь, а мы — простые смертные. Подсознательно это чувствовалось, и, признаться, на душе остался неприятный осадок.