Журнал «Вокруг Света» №04 за 1985 год - страница 9

...В аэропорту Аддис-Абебы Валерий Воробьев приземлил громадного «Антея» мягко и точно. Выгрузил госпиталь беспокойный Ярмоленко. И увез через несколько дней его на машинах в провинцию Уоллега. Госпиталь уже развернулся около поселка Асос, где живут десятки тысяч переселенцев.

Работы врачам хватит надолго...

В. Лебедев

Аддис-Абеба — Москва

Дождь может быть обложным и ливневым... Может быть грибным, звонкоголосым, бойким, слепым... Моросящим, секучим, студеным и теплым... Безотрадный, противный, скучный — так характеризовали дождь, идущий долго и не вовремя. Но чаще дождь называли благодатным, долгожданным, добрым, животворным.

Полторы сотни определений к слову «дождь» нашел я в словаре эпитетов русского языка. В последние годы к этому списку прибавилось еще одно определение— «кислотный».

Оно пришло из английского языка. А из шведского уже стучится в дверь новорожденный эпитет к слову «озеро» — «прокисшее».

Проблемы, породившие новые термины, были главной темой моей беседы с участниками третьей Конференции молодежи балтийских стран: биологом из Швеции Марией Гардфьелль, ее соотечественницей токсикологом Анной-Корин Олин и студентом-экономистом из ФРГ Иоганном Фласбартом.

Мы беседовали в номере юрмальской гостиницы. Поначалу казалось, что разговор не сложится: уж очень туго было со временем на конференции. «Круглые столы», дебаты, встречи с советскими молодыми учеными, заседания по комиссиям... И все же минута выкроилась...

— Три года назад,— рассказывает Анна-Корин,— я была в гостях у Сверре, приятеля-биолога. Летом он работает на одном небольшом озере, очень красивом. В домике на берегу — полевая станция экологов. Плывем мы со Сверре в лодке, я любуюсь желтыми листьями: ковер их, устилающий дно на небольшой глубине, словно дрожит от легкой ряби на поверхности воды. Я и говорю: «Как красиво!» — «Эта красота,— сухо отвечает Сверре,— нисколько не изменилась за те пять лет, что прошли со дня моего приезда сюда. Листья и тогда уже лежали на дне нетронутыми. Кислота препятствует нормальному процессу разложения». Я прикусила язык. Но потом не удержалась: «Какая прозрачная вода! Нигде, пожалуй, такой не видела!» — «Да,— отзывается Сверре,— фитопланктон погиб полностью, поэтому свет проникает глубже, чем обычно. Все умершие от кислотных дождей озера — так сказать, «прокисшие» — поразительно прозрачные и необычно голубые...»

В комнате домика экологов висел неумелый рисунок, изображающий форель. Я усмехнулась — не столько неуклюжести рисунка, сколько размерам рыбины. «Напрасно улыбаешься,— сказал Сверре,— именно такие форели водились здесь лет пятьдесят назад. А последнюю рыбку выловили из этого озера прежде, чем твои родители познакомились друг с другом».

Вечер был прохладный, мы грелись у камина. Сверре листал свои записи. Грустный был вечер. Пятьдесят миль до моря, не менее двухсот миль до ближайших заводов и крупных городских агломераций — а поди ж ты, озеро погибло. Раз пять в него запускали мальков — из многих тысяч не выжил ни один. Только в шестидесятые годы догадались, что причина — кислотные дожди. Владельцы участка отчаялись и отдали домик на берегу озера в распоряжение исследователей...

Экологический детектив

За сутки человек съедает примерно килограмм твердой пищи, выпивает около двух литров воды и пропускает через легкие до десяти тысяч литров воздуха. Соотношение говорит само за себя. И всем без пояснений понятно, что дышать нужно чистым воздухом. Но именно атмосфера наиболее уязвима. Люди строят плотины, шахты, осушают болота, вырубают леса...— ощутимые результаты этого воздействия на природу носят до поры до времени локальный характер и проявляются через годы, а то и через десятилетия. В атмосфере же любые отрицательные последствия человеческой деятельности отзываются очень быстро. Вред, нанесенный в одной точке планеты, оборачивается несчастьем за тысячи километров. Кислотные дожди относятся именно к такого рода вредным явлениям. Что же они собой представляют? Когда впервые возникли? Насколько опасны?