Журнал «Вокруг Света» №04 за 1986 год - страница 43

Чайки теперь летают совсем рядом, но где же их гнездо?

— Да вот же,— указывает Саша, досадуя на мою невнимательность. И верно, всего лишь в метре от гнезда морянки среди осоки на темной утрамбованной птичьими лапками площадочке лежат средних размеров два зелено-бурых яйца. Никакого пуха вокруг, все по-спартански, как и должно быть у истинного северянина.

И вдруг чайки с истошными криками, как это делают обычно крачки, начинают пикировать на нас. Видимо, мы задержались здесь дольше положенного, лопнуло птичье терпение. Восхищаюсь решимостью и храбростью птиц, понимаю, что надо уходить, и все-таки молю Сашу постоять у гнезда еще хоть минутку. Птицы проносятся совсем рядом. На фоне низких синеватых облаков, сквозь которые неожиданно прорвались солнечные лучи, отчетливо теперь становится заметна и розоватость на животе, яркость красных лапок, коричневатость в ожерелье, красный ободок у глаз, сизоватость спины и крыльев. Позабыв о том, что фотографическая пленка все-таки не передаст всю эту видимую глазом радужность, снимаю кадр за кадром. Все-таки она не жар-птица, не розовая чайка. Я бы назвал ее — птица с отсветом зари.

— Уходим,— решительно объявляет Саша. Ему еще искать среди болот гнездо гусыни, устанавливать фоторобот, а затем неизвестно сколько добираться по тундре до теплого желанного балка. И нет никакой уверенности, что возвращению не помешает туман.

И все же, кроме радости, в душе осталась неудовлетворенность — слишком мало длилось свидание с этой действительно прекрасной птицей. Сделав несколько шагов за Кондратьевым, я оборачиваюсь. Розовая чайка, расправив сизоватые крылья, так похожие на крылья чайки-моевки, и опустив клюв, осторожно присела на кочку. Переступая, села на яйца и, устроившись поудобней, замерла со вскинутой головой. Обычная чайка, только темное ожерелье на груди. Но она так запомнилась мне, что, повстречай я ее где-нибудь в северных широтах в полярную ночь, непременно узнаю. Мне верится — она скрывается не в центральных районах Арктики, а там, где проводят зиму бургомистры и другие чайки: в морях Северной Атлантики или Тихого океана. Надо только повнимательнее искать ее, и тогда непременно выяснится, где же все-таки проводит зиму эта загадочная птица.

Халерчинская тундра — Москва

В. Орлов

Известно, что земли, называемые Поморьем, обживали новгородцы начиная с XI века. Господство Новгорода на Севере обусловило развитие судостроения, полярного мореплавания и хозяйственное освоение побережий вплоть до устья Оби. Многие пути к Северу начинались по рекам, и потому к подвигам на море надо мысленно добавить многотрудные плавания по безвестным и опасным водным артериям.

Небывалое развитие ледового мореплавания на русском Севере приходится как раз на тот период, когда открытия Америки и морского пути в Индию породили колониальный грабеж. Русское же государство, продвигаясь на Север, вело активный торговый обмен с местным населением, энергично развивало там рыбный, зверобойный, соляной и пушной промыслы. На Новой Земле и Груманте (так называли поморы Шпицберген) появились русские становища и промысловые поселения.

Успешные плавания поморов — следствие не только их отваги, но и мастерства. На Севере издревле применялись суда, известные под собирательным названием — кочи. Крепкие, вместительные, с надежной оснасткой, кочи были довольно разнообразны. Меньшие из них и плоскодонные считались незаменимыми в прибрежных плаваниях, где

часто требовалось переволакивать суда посуху для сокращения пути. Другие, большего размера, выдерживали длительные морские походы. Была у этих кочей еще одна отличительная особенность: при натиске льдов их округлые корпуса выжимало на поверхность и тем самым спасало от гибели.

Плавания поморов отражены на известной карте «Чертеж всему Московскому государству», составленной в 1660 году. Карта эта не сохранилась, но ее описание — ныне широко известный картографический памятник «Книга Большому чертежу» — упоминает множество объектов на обжитых поморами берегах.