Журнал «Вокруг Света» №05 за 1985 год - страница 50

— Много лет назад я встречался с вашим президентом Хакобо Арбенсом. Читал некоторые книги вашего нобелевского лауреата Астуриаса.— Он перечислил названия нескольких книг и почувствовал, что Зонтгеймер оттаивает.

— Должен вас разочаровать,— сказал тот.— Наша работа политического характера не имеет, мы действуем исключительно из человеколюбия. Видите ли, здесь исчезают люди, иногда среди белого дня, и больше о них ни слуху ни духу. Должна же существовать организация, куда можно подать прошение о розыске пропавшего члена семьи и которая может установить контакт с теми, в чьи руки, возможно, попали эти лица. Итак, в зависимости от ситуации мы связываемся с полицией, государственными тюрьмами или правыми экстремистами. Анонимных похищений со стороны левых не отмечено ни разу.

— Тяжелый труд! И опасный! Вам лично никогда не угрожали?

— Кое-кому мы в тягость, но к этому привыкаешь. Совместно с международными организациями мы печемся также о положении узников. Сейчас ситуация благоприятная: перед выборами власти подчас склонны урегулировать известные недоразумения.

Зонтгеймер говорил свободно, раскованно, в нем не было ничего от человека, притерпевшегося ко всевозможным тяготам и постоянно проверяющего себя, не сказал ли он чего лишнего,— и это в таком государстве.

— Чем я могу вам еще служить?

— Известно ли вам, где сейчас находится Хуан Кампано?

Зонтгеймер медленно покачал головой:

— Как будто на свободе. Прошения о розыске его у нас нет. Правда, родственники Кампано живут на Кубе. Поговаривали, будто он сам нелегально переправил их туда.

— Что еще вам о нем известно?

— О Кампано? Дайте подумать. Ну, в последнее время о нем почти ничего не слышно. Он был с Сесаром Монтесом и Пабло Монсенто в Сьерра-де-лас-Минас, но это уже давненько... Кстати говоря, он, как и Монсенто, коммунист; по крайней мере, был им.

— Вы хотите сказать, что он был членом партии?

— Точно сказать не могу. Поймите, ГПТ вот уже двадцать лет в подполье, откуда постороннему человеку знать...

Неожиданно Кремп сказал:

— Нам нужен консультант, способный объяснить детали происходящего. Не знаете ли вы человека, который мог бы помочь нам понять, что здесь у вас происходит, с точки зрения жертв произвола?

Адвокат не ответил, ни один мускул на его лице не дрогнул.

— Мы заплатим за это. Сделаем взнос в фонд вашего комитета...

Бернсдорф понял: с помощью левого консультанта Кремп хотел сохранить в неприкосновенности дорогую ему идею фильма. Но Зонтгеймер был отнюдь не в восторге от этого предложения.

— Вопрос не в деньгах,— заметил он.— Кроме всего прочего, мы обязаны с особенной осторожностью принимать пожертвования из-за границы...— И все же он решился.— Виктор Роблес, да, он вам подойдет. К тому же он говорит по-немецки, учился у вас.— И написал на листке бумаги адрес.

Выходя из кабинета, Кремп сказал:

— Фишеру — ни слова! Если он пронюхает, что Кампано коммунист, то еще, чего доброго, перетрусит и протрубит отбой.

В приемной Бернсдорф, к своему удивлению, увидел Лусию Крус. Ее отказ встретиться неприятно поразил его, но раз она пришла сюда, значит, потеряла кого-то из родственников и глубоко страдает. Он подошел к Лусии.

— Что произошло? Кто-то из ваших сыновей?..

— О чем вы говорите? Мои сыновья за границей.

— Простите, но я полагал...

— Пожалуйста, оставьте меня!

Бернсдорф ушел, даже не попрощавшись. А ведь когда-то они были друзьями...

На улице Кремп спросил:

— Откуда вы ее знаете?

— Она была моей переводчицей в Гаване.

— И вы с ней заговорили? А если в приемной сидел шпик?

— Шпик, знающий немецкий?

— Полиции достаточно узнать, что вы вступили с ней в контакт. Мы на вражеской территории, если вам угодно, и обязаны думать обо всем. И прежде всего в этом наш долг перед людьми, о которых мы снимаем фильм.

Бернсдорф промолчал. Похоже, Кремп прав. После аудиенции у министра просвещения он начал подозревать, что с какого-то момента они переступили невидимую черту. Они не просто шли по следам событий с камерой в руках, они уже начали влиять на ход событий, кому-то мешать... Его охватило безотчетное чувство, что они начинают запутываться в происходящем сегодня куда сильнее, чем он догадывается, и что добром это не кончится.