Журнал «Вокруг Света» №06 за 1986 год - страница 18

— Еще часа два, и покажется седло перевала.— Похоже, Равиль и сам волнуется. Сколько говорено, и все о перевале. Равиль в полной экипировке. Он по-хозяйски примечает, что, где и как лежит. Ведь это его участок, и каждый из шести сотен столбов требует хотя бы беглого взгляда. Что уж говорить об аварийной замене проводов и столбов: ветры, лавины, мороз и мерзлота курочат, выворачивают, сваливают столбы. Чтобы «лечить» их да и линию вообще, надо много всякого добра перенести на своих плечах. Бензопила, лопаты, ломы. А буравы, изоляторы, крючья! И просеку эту надо чистить, вырубать всю тянущуюся к солнцу поросль.

На «половинке», у последнего ручья — уже было не понять, где Алдома, а где ее приток,— мы передохнули. Платки, снятые с головы — загрубевшие от пота, просоленные,— постирали в ледяной воде. Теперь они болтались на ветру. Мы смотрим на перевал, подняв головы.

Удобная, хоть и идущая в гору, тропа вдруг обрывается. Камни с выжженным солнцем мохом закачались под ногами. Ступаем на осыпь. Очажки стланика сдерживают как-то эти каменные реки, и тропа вьется между зарослей, неимоверно петляя. Седло перевала с обширным снежником, наконец, непрерывно маячит в поле зрения. Я вдруг отметил, что исчезли столбы. Вместо них между камней змейкой вьется кабель. Видимо, столбам тут не устоять!

Камни под ногами задвигались. Платок, повязанный над глазами, становится мокрым. Сухость во рту. Предательская слабость в ногах, онемевшие плечи и гулкое разросшееся сердце. Можно ли любоваться открывшейся панорамой?..

— Стой! — кричу я Равилю.

Он гремит камнями где-то далеко вверху. Я размахиваю фотокамерой. Кажется, подействовало. Нетерпеливый Равиль останавливается, придерживая собаку. Охотно терпит мои манипуляции с перемоткой пленки. Потом осторожно спускается и забрасывает мой рюкзак к себе на спину. Теперь мне удается как следует рассмотреть самое трудное место. Отрабатывая передышку, я снимаю все подряд и полноценно ощущаю подъем на перевал: оглядываюсь, выбирая новую точку для съемки...

На седле перевала сразу видно, что ходят здесь не только монтеры телефонной линии. Вот на осыпи камней красуется пирамида, украшенная блестящим шаром из титана.

— Это память о писателе Федосееве,— поясняет Равиль.— Оставили туристы из Комсомольска-на-Амуре.

Отсюда далеко видны гольцы соседних горных систем. На них когда-то ставил астропункты неутомимый геодезист и романтик Григорий Анисимович Федосеев. Где-то здесь шагали герои его книг «Тропою испытаний» и «Смерть меня подождет».

Потом был подъем на один из гольцов, составляющих седло перевала, и я воочию увидел то, к чему так долго стремился. Вся горная страна под названием Джугджур просматривалась неоглядно далеко. Она протянулась на полтысячи километров у самого берега Охотского моря. С высоты полутора километров я пытался высмотреть на востоке синеву моря. Но тщетно. Над морем висела пелена тумана. Но не высотой примечательны эти горы. Сама по себе удаленность их от жилых мест, первозданность и нехоженность этой земли — уже признак суровости. Да и граница лесов, темнеющая внизу,— лучшая климатическая характеристика. И вообще большую часть года перевал недоступен. Жестокие ветры с пятидесятиградусными морозами срываются в узкие долины, туда, где пролегают тропы и зимники. И все же во все времена к перевалу спешили люди. И всегда путь этот был тропой испытаний. И потому, может быть, не забывается эта не слишком оживленная дорога. Еще я понимаю, что стою на линии водораздела рек двух суровых океанов. Нет, что ни говорите, место знатное, в самом простом значении этого слова, означающем восхищение: замечательное, отменное место...

После перевала нас встретил уроженец Аяна Петр Артемьевич Краснощекое. В бревенчатом просторном зимовье первой после перевала «половинки» Хайруллин остался, а мы с Петром поспешили в его «резиденцию», в дом на месте бывшей станции почтового тракта Назарове. С рассветом на следующий день тронулись дальше вдоль полноводного Челасина, несущего воды в конце концов в Северный Ледовитый...