Журнал «Вокруг Света» №07 за 1979 год - страница 25
Сегодняшний Гарлем далеко перешагнул за отведенные границы. Географически он простирается от 96-й до 155-й улицы и моста Джорджа Вашингтона, его восточная граница — залив Ист и река
Гарлем, а на западе он примыкает к Бродвею.
...Мы с Эйбом вышли по 100-й улице на центральную Ленокс-авеню: броские витрины магазинов, хорошо одетые прохожие, главным образом — негры, поток автомашин и, конечно, никаких крыс. На углу 125-й улицы Эйб Брюн тронул меня за рукав: «Подождем немного».
Не успели мы выкурить по сигарете, как к тротуару мягко прижался темно-зеленый «форд» с щитом-эмблемой Нью-Йорка и номером полицейского участка на передней дверце. Участков таких, кстати, три на весь Гарлем с двумястами, а может быть, и тремястами тысячами его жителей, которых никто никогда не считал.
Из «форда» неторопливо выбрался, сверкая белозубой улыбкой, огромный негр в синей полицейской форме.
— Мой сюрприз, — улыбнулся Эйб. — Знакомьтесь. Чарльз будет нашим гидом.
Моя рука утонула в большой ладони блюстителя порядка. Несмотря на дружелюбную улыбку, глаза его смотрели настороженно: с журналистами американцы привыкли держать ухо востро.
— Чем могу быть полезен, мистер? Эйб просил немного помочь, но предупреждаю: никаких имен, ничего такого, о чем я не имею права говорить.
Я только энергично кивал головой, радуясь журналистской удаче — пройтись по гетто в сопровождении того, кто знает его изнутри, что называется, со всеми потрохами.
— Да мы ничего особенного и не ждем, — поспешил заверить полицейского Эйб. — Ты нам нужен просто на всякий случай. Мистер Алекс хочет побыть здесь до вечера. Сам понимаешь — если уж смотреть, так смотреть.
Полицейский приглашающе повернулся к машине.
— Может быть, пешком? — неуверенно предложил я.
— О"кэй. Но когда стемнеет — на машине.
Я кивнул. Что поделаешь, в чужой монастырь, как говорится, со своим уставом не ходят.
...Мы завернули за угол и уткнулись в громадную кучу кирпича: обрушилась стена сгоревшего дома, и теперь поперек тротуара и части улицы возвышался устрашающий завал. Подобных брошенных домов в Гарлеме множество. И виноваты вовсе не стихийные бедствия. Хозяева эксплуатировали их до последнего, а когда нужно было заняться капитальным ремонтом, бросили. Невыгодно. Теперь это собственность муниципалитета. От него нечего ждать средств: Нью-Йорк — давно банкрот. Так и стоят эти дома, постепенно разрушаясь, смотря на мир пустыми глазницами окон, давая приют бродягам, бездомным и преступникам. Полиция просто боится появляться в таких кварталах — можно порой нарваться на пулю из засады.
Чтобы обойти неожиданное препятствие, мы свернули в узкую щель между домами, намереваясь пробраться проходными дворами, и оказались на небольшом пятачке-колодце. В углу двора, где ветер не так крутил маленькие смерчи из мусора и пыли, на фоне изъеденных непогодой кирпичных стен красовались два легоньких стола на алюминиевых ножках. Сдвинутые вместе и накрытые бумажной белой скатертью, они выглядели чужеродными в этом сером убожестве. Рядом с разнокалиберными чашками-плошками красовалась вазочка с красными бумажными цветами. Две негритянки, молодая, беременная, и пожилая, сидели на раскладных алюминиевых стульях; две другие осторожно доставали нехитрую снедь из пузатой, бесформенной сумки и большой кастрюли, пристроенных на пустых картонках из-под пепси-колы. Трое мужчин, один совсем седой негр и двое помоложе, пристраивали деревянные ящики вместо стульев.
Когда они увидели нас, улыбки застыли на их лицах, а потом вовсе исчезли. В позах сквозила явная напряженность. «Полицейский с двумя чужими... Что им здесь нужно?» — тревожно спрашивали глаза. По поведению этой небольшой компании, скорее всего одной семьи, видно было, что добра от нашего появления они не ждали.
Чтобы не нарушать этот маленький «пикник» в пыльном, мрачном колодце, мы быстро пересекли двор, вышли на следующую улицу и оказались напротив небольшого, но красивого и ухоженного дома. «Здесь жил Дюк Эллингтон», — прочел я надпись на скромной табличке, прикрепленной к фасаду. «Да, он никогда не расставался со своим народом, даже тогда, когда играл с президентами в четыре руки на приемах в Белом доме, — подумалось мне. — Сын Гарлема, он навсегда остался с ним».