Журнал «Вокруг Света» №07 за 1989 год - страница 10

В этих изделиях весь человек — сосредоточенный, практичный и очень своеобразный. Конечно, это были не музейные работы, но и делал он их не для музея. Низкие кастрюли с широкими тяжелыми крышками. Крышки при надобности могут стать мисками. Пузатый чайник, хоть и простенький на вид, но зато отлично держащий тепло. Даже неказистый пастуший рожок... Все эти вещи, грубоватые, деревпнские, имели тонкий орнамент: будто травинки случайно переплелись в глине, будто листочки нечаянно приклеились к ней.

— Талыш плохо. Умирал обычай, умирал люди. Кто учить? Нельзя,— сказал напоследок старик, собрав весь свой запас русских слов.

Потом мы были в другой деревне у Махмудовой Агабаджи Абдулла-кызы, ей 118 лет, и она тоже забыла свое прошлое. Помнит лишь, как трудно и бедно жили. И чувствовалось, что это она заученно повторяет раз за разом. Говорит на талышском, знает азербайджанские и русские слова. И ответ на любой мой вопрос о быте, о ПРСНЯХ, о традициях талышей начинался и заканчивался примерно одинаково.

Мало что дали встречи и с другими старейшинами.

И все-таки кое-что в памяти талышей о себе, к счастью, осталось.

С утра и до шести часов вечера мы обычно работали с Вагифом, потом я шел в гостиницу. Вечером второго дня кто-то постучал в дверь, открываю высокий молодой человек В пальто, без шапки, на взволнованном лице — красные пятна.

— Вы корреспондент из Москвы? — слегка извиняющимся голосом произнес он.— Мы хотели бы е вами поговорить.

— Кто — «вы»? Впрочем, проходите.

Так я познакомился с молодыми людьми, которые не плакали, как вся страна, в марте 1953 года, но которые слышали об этом плаче от своих родителей, а о других — более ранних слезах — от бабушек и дедушек. Слышали! И им по наследству передалась боязнь. Поэтому-то они попросили не называть их имена: «Вы уедете, а нам здесь оставаться».

Словом, меня выкрали из гостиницы, чему я, однако, и не противился, и повезли в какую-то талышскую деревню. Три вечера продолжались наши тайные вечери: я выходил из гостиницы, проходил квартал, сворачивал в Темный переулок, ровно к семи часам подъезжала машина, И мы уезжали.

В кромешной тьме добирались до места. Перед входом, как положено, снимали обувь и проходили в дом. Стоило войти, женщины тут же выходили, неслышно уводя детей.

Убранство комнат в талышских домах очень похожее. Поражали чистота, минимум мебели и цветы. Цветы в каждой комнате. Ниши над окнами служили шкафом для посуды, расписные тарелки — украшениями. Постели — циновки, свернутые в рулон, лежали у стен. Поверх циновок — гора подушек, одеял, укрытая ковром. Все вселяло в комнату простор, и если бы не стол со стульями, то можно было бы сказать — пустоту. Телевизор, печурки — не в счет. Фотографии. На стенах — тоже.

Талыши умеют принять гостя. Горячий чай всегда ждет. Потом на стол откуда-то выплывают плов, дичь, маринованные овощи. Все очень и очень вкусное... Пока мужчины ужинают, никто из домашних не смеет войти в комнату. Лишь изредка скрипела дверь, и в щелке виднелся зоркий женский глаз, а пониже еще один, детский, любопытный.

Три вечера мы неторопливо разговаривали, я рассказывал, и мне рассказывали, можно было попросить что-либо показать, и если эта вещь имелась в деревне, то ее приносили. Даже люльку принесли. О ней стоит сказать чуть подробнее.

Не знаю, изобретение ли талышей эта люлька или только заимствование, Но она — не обыкновенная кроватка для младенца, а особенная. Ребенок в ней чувствует себя очень уютно. Головка его лежит на жесткой подушечке, поэтому у талышей затылок плоский — и в этом их внешнее отличие. Еще эта люлька говорит о том, что талыши никогда не вели кочевой образ жизни, только оседлый — для кочевья она слишком тяжела и неудобна. И еще одна, чисто практическая деталь: в люльке есть нехитрое «приспособление» для мальчиков и отдельно для девочек, благодаря чему ребенок всегда сухой и чистый.

Из мелких, порой едва заметных отличий и складываются особенности той или иной культуры...

Талыши, например, как, впрочем, и некоторые другие народы Востока, сберегли свое доисламское верование — они, нынешние мусульмане, по-прежнему поклоняются пирам. Конечно, не все талыши, но очень многие. В их сознании два вероисповедания как бы слились в одну единую, сегодняшнюю религию. Когда закрывали мечети, «выручали» пиры.