Журнал «Вокруг Света» №07 за 1991 год - страница 14

Еще три дня унизительной ловли ветра, и наш «счетчик» показывает всего 225 километров. Гостеприимные хозяева морской станции на мысе Литке Юрий Степанович Пай и его жена угощают нас только что отловленной на отмели камбалой. Стоит поразительно курортная погода. Живописный, весь в гранитных замках островок Коврижка, несущаяся между ним и берегом хрустальная вода, играющие на камнях отмели нерпы, отливающая янтарем рябиновая гроздь под окнами метеостанции и слепящее солнце над взмывшими ввысь темно-зелеными сопками. Никакого желания куда-то идти. И только призрак Шантар, который мы уже высматриваем по утрам в прозрачном воздухе, гонит нас вперед. Бегом к отмели, где вот-вот осохнет на малой воде наш «Охотск», и тогда дожидайся прилива долгие 12 часов. Без сапог несемся мы вперед. Коврижка уже не гипнотизирует нас.

— Кливер, стаксель и грот к постановке, — командует Анатолий.— Володя, ну куда ты засунул спинакер, смотри, кажется, ветер попутный!

А я шепчу про себя писанные в детский альбом, похожие на заклинание строки: «Надежда — это смерть, жизнь — игралище темных сил». Кажется, Гофман...

Уникальной особенностью Охотского моря и особенно этой его части являются приливные явления. Мало того, что высота их достигает семи метров, главное — это течения, имеющие суточный, полусуточный и смешанный характер. Без таблиц разобраться в этом хаосе было бы невозможно. Но это не все. Удивление вызывают впадающие в море реки. Устья их, как правило, постоянно замываются прибоем. Устье «гуляет», и вообще река иногда течет вдоль галечной косы, сочится через этот естественный фильтр и устья вообще не имеет. Сколько ни вглядывайся в намытые гребни гальки, обнаружить устье можно лишь в половодье. Впрочем, очень крупные реки все же имеют открытый выход, но и он располагается под очень острым углом к береговой линии и, случается, его опять же с моря не различить. Оттого поиски воды пресной в этих местах не такая уж простая задача. В реке даже далеко от устья во время прилива вода вообще соленая, ждать полного отлива совсем не резон, особенно при суточной периодичности приливов. Потому, однажды заправившись водой из какого-то ручья еще в лимане, мы пользуемся старым запасом. Но однажды после спуска на воду нас накрыл вал прибоя и добавил толику соли в наш привязанный к мачте мешок. Пусть не покажется странным, что случилось это не в шторм. Дело в том, что при полном штиле на море у берега прибой позволяет заниматься серфингом. Так что при высадке на берег или при спуске сухими мы не остаемся. Кажется, зачем каждый вечер выбираться на крутой галечный пляж, не проще ли остаться на якоре? Не проще, потому что у берега прибой и отдыха не получается. Подбрасывает, как на батуте. Стать на якорь подальше от берега не позволяет слишком большая глубина. Потому сначала мы по наивности искали те самые реки, чтобы укрываться в них на ночь от шумливого и заливающего все прибоя. Потом, когда воочию увидели перекрытые галечными наносами устья, мы уже не носились с этой идеей и терпеливо толкали свой корабль на ночлег повыше линии полной воды...

Так вот о воде, о пресной воде. Беру с собой топор, рубаху от жгучего солнца и рюкзак с пластиковым мешком. О месте встречи не договариваемся. Скорость нашего фрегата падает с каждым днем. Похоже, безветрие становится нашей бедой, а с учетом постоянного встречного течения надо заботиться о том чтобы не понесло в обратную сторону. Итак, я иду в поисках ключа, который бы падал с крутого берега и нес бы пресную воду, а ребята ловят бриз. Он-то бывает кое-какой до полудня. Я оглядываюсь. Корабль одевается полным комплексом парусов и пытается уйти мористее.

Километров через десять я нахожу искомый ключ, наливаюсь водой и от нечего делать осматриваю брошенный поселок. Еще не попадали кресты и пирамидки на могилах, прошло всего лишь 10—15 лет безвременья. Каково им, усопшим, под заброшенными холмами, на которые уже никто не принесет цветов? Мне всегда, с самого раннего детства, казалось, что человеческая жизнь состоит из одних хождений на «могилки». Сначала к бабушке или дедушке, теперь я неотступно с каким-то особым смыслом хожу почтить память своих родителей. И чувство прочности рушится, потому что впереди из близких уже никого. И хорошо, если за тобой тянется хвост из детей и внуков, а рядом, крепко взявшись за руки, бредут друзья. Вроде бы ты еще флагман, ведешь за собой эскадру, но носовой прожектор уже не горит, некому подсвечивать тернистый путь к невидимому обрыву... Так сколько же таких брошенных кладбищ, сколько тысяч нравственных обрывов в этом краю? Это не взгорок на Русской равнине, где есть дороги и бегают поезда... Тут на горизонте изо дня в день ни дымка, ни пятнышка лодки или паруса. Только где-то в поднебесной выси рисуют иксы и игреки инверсионные следы невидимые самолеты.