Журнал «Вокруг Света» №07 за 1991 год - страница 44

— Не валяйте дурака, молодой человек, с меня не убудет.

Уже на борту катера разговорились. Мой спаситель Райдер живет в Моле работает в рыбной промышленности.

— Должно быть, тебя удивил мой поступок, — сказал он, — просто я с первого взгляда понял, что парень в беде, и слава Богу, что все так просто разрешилось. Подумай о том, скольким людям земле не поможешь стокроновой бумажкой.

Катер вилял между могучими скалами. Вот она — Норвегия фьордов. Теперь я понимаю старину Грига. Эти каменные арабески по берегам — готовая музыка. Остается только записать ее.

А потом был веселый яркий Берген-столица фьордов, как значится он в рекламных проспектах. Мы расстались с Райдером на пристани как старые друзья, пообещав писать друг другу.

К вечеру отъехал на 75 километров от Бергена. Снова проблема с местом для палатки — от дороги невозможно ступить в лес. Места курортные — все вокруг чье-то, все перегорожено. Пора привыкнуть: здесь нет ничьей земли, оттого и цветет все вокруг.

Пришлось совершить прогулочку в десять километров, пока не нашел удобную неогороженную полянку. Здесь и остановился.

Первая машина с утра — роскошный «фиат». Водитель, итальянский бизнесмен, страшно обрадовался, что я тоже иностранец в этой стране. Оказывается, чужбина сближает. Он ехал в Осло, и я решил — так тому и быть.

— Мне очень нравится ваш президент — признался Марио, — он очень умный человек, потому что мой ровесник. Наше поколение очень умное.

Аргумент неоспоримый. Вообще Марио оказался неисправимым оптимистом.

— Попомни мое слово, — прорицал он, — не более чем через пять лет ваш рубль будет конвертироваться. Мы, европейские бизнесмены, просто не позволим, чтобы такой гигантский рынок существовал в вакууме. Это же какая прорва финансов вращается безо всякого смысла!

Дорога шла по берегу гигантского фьорда Харденгер, километров на двести врезавшегося в материк. В одном месте пришлось пересечь его на пароме, потом снова подъем на перевал, снова туннели. После перевала начался совершенно фантастический ландшафт, чем-то напоминающий лунный — рыжее плато с причудливыми зелеными камнями. Совсем рядом сверкали ледники, играли на солнце бьющие отовсюду ручьи и речушки. Интересно, а кто-нибудь считал, сколько в этой стране водопадов?

В Осло я решил провести один день, так сказать, цивилизованно. Устроился в студенческую гостиницу, чтобы отмыться и отоспаться. В комнате шесть человек, компания подобралась интернациональная — два француза, американец, австралиец, немец и я.

К вечеру отправился на трассу. Пора домой.

Дождь усиливался, однако с машинами везло: третья машина шла через Копенгаген. Даже неинтересно стало.

Водитель — молодой фермер из Гамбурга по имени Энрик. Когда он сказал, что из Германии, я ради хохмы спросил: «Восточной или Западной?», хотя по марке машины все было понятно. Однако ответил он с достоинством: «Из Северной».

Энрик вел машину с ужасающей пунктуальностью, выполняя требования каждого знака.

— Мне надо быть к семи утра в Гамбурге как штык,— сказал он.— Дело в том, что я сейчас на военной службе, вернее, служба-то гражданская, но порядок есть порядок.

Совсем забыл, что в Европе существует альтернативная служба на благо гражданского населения. Обычно предлагают несколько профессий на выбор. Энрик выбрал место воспитателя детского сада. Полтора года с детьми, решил он, лучше девяти месяцев в казарме бундесвера.

Разговорились о его основной профессии, и оказалось, что фермер он непростой.

— Ты Рудольфа Штайнера читал? — спросил неожиданно он.

— Приходилось.

— Я закончил школу идей Штайнера, и очень многое оттуда мне пригождается в ведении хозяйства.

Вот тебе и раз — оказывается, лидер немецких теософов вдохновляет на выращивание люцерны. А мы все спорим — нужна крестьянам земля или нет, в то время как немецкие крестьяне уже ищут смысл своей работы в масштабе космоса.

Промелькнула шведская граница без остановки. Мы мчались по ночной Швеции, и словно на отматываемой назад кинопленке появлялись памятные мне места: здесь простились с Матти, тут меня высадил Кристоферсен, а тут «голосовали» вместе с поляками. А вот и ставший почти родным Хельсингборг.