Журнал «Вокруг Света» №08 за 1970 год - страница 6

Часам к трем утра закончили приготовления. Теперь оставалось ждать. Погасили свет, чтобы лучше видеть улицу. Ждем. Напряжение было таково, что мы почти не разговаривали. Да и о чем? Все ясно и так, Мы здесь. Они там.

Был ли страх... Пока ждали, пока была неизвестность, наверное, был. Не боится ведь тот, кому нечего терять. А у нас не тот случай.

...Они появились около пяти утра. Кучками шли с разных сторон, нахохлившись, хмурые, вырванные из сна, а от этого еще пуще злые. Я смотрел из окна, как они шли. Их было около полусотни, не меньше. Уверенные в полной безнаказанности — ведь их так много.

Остановились на противоположной стороне, посовещались. Управляли там, я заметил, двое. Один в берете парашютиста, второй — в дорогом, верблюжьей шерсти пальто и темных очках, видимо, не хотел, чтобы его узнали. Парашютиста-то я уже знал — пару месяцев назад он со своей бандой пытался ворваться в здание кинотеатра, где мы проводили митинг. Но тогда его отшили... Сейчас, видимо, он думал взять реванш.

Они подняли несколько чугунных решеток — тех, что закрывают подножия деревьев на тротуаре, — и направились к нашей двери.

Едва они скучились внизу, мы разом распахнули окна и дали первый «залп» бутылками. Такого они не ожидали и разом отхлынули. Ага, получили!

Но нам тут же пришлось лечь на пол: в окна густо полетели камни и обломки кирпича. Осколки усеяли комнату. Град камней. Лотом нам сказал кто-то из соседей, что они прикатили с собой несколько ручных тележек с битым кирпичом, — все предусмотрено.

Пока одни закидывали окна, другие начали таранить дверь решетками. Удары затрясли дом. Разъяренная банда вопила: «Убирайтесь в Москву!», «Коммунисты — предатели!», словом, обычный набор. Это был даже не крик, а нечленораздельный рев.

Я попытался еще раз позвонить в полицию. Но телефон был занят — сплошные гудки. Тоже их трюк. Кто-то из фашистов обежал с десяток автоматов и набирал номер, не вешая трубку на рычаг, — линия занята.

Бум! Бум! Стены вздрагивали, как при бомбежке. На четвертом-пятом ударе дверь разлетелась. Наша баррикада опрокинулась от напора тел. «А-а!» — ревели они. Мы дали сверху лестницы второй и последний «залп» — бутылок больше не было. Это еще на секунду задержало их. Люсьен, один из наших, крепкий парень, игравший за университетскую команду регби, отмахивался табуретом, у меня в руках была ножка от стола. Жером, наш главный редактор, укладывал сзади в сумку редакционные бумаги, самые важные совал себе во внутренний карман.

Опьяненные предстоящим разбоем, они лезли, вопя, в комнату. Люсьен ахнул первого ворвавшегося по челюсти, тот упал. Я схватился с каким-то толстяком в свитере. Просто так они нас не возьмут! В узком проходе можно было сопротивляться. Завязалась драка. У парашютиста в руке сверкнул кастет.

— Люсьен! — заорал я.

Тот обернулся, но я опоздал: парашютист ударил его по лицу. Хлынула кровь. Я саданул парашютиста головой в живот, опрокинул на пол, но меня тоже сбили с ног, стали заворачивать за спину руку.

— Выкидывайте их отсюда вместе с барахлом! — крикнул их главный, тот, в темных очках.

Но тут внизу послышались возня, громкие крики, а потом заверещали полицейские свистки. Погромщики загромыхали вниз по лестнице.

Что произошло? Откуда полиция? Я поднимаю голову Люсьена, щека разорвана кастетом. Вот гадина! Ребята пытаются закрыть сломанную дверь, но она распахивается... и показывается озабоченное лицо наборщика Жана Гошрома из типографии, где по контракту печатали наш журнал.

— Живы? — спросил он, улыбаясь.

Жан, дорогой мой Жан! Успел все-таки, молодец! Ребята подоспели куда как вовремя. Тут-то, заметив, что драка грозит затянуться, примчалась полиция, целых три автобуса...

Кусок красного картона

Рассказ посланца молодежи Намибии

Часы отсчитали еще шестьдесят минут. Хоматени посмотрел на закрытую дверь. Уже сорок два человека вышло из нее, уныло опустив голову. Это были его друзья, его одноклассники, его боевые товарищи. Следующему идти ему. Хоматени встал и три раза постучал в дверь. Через минуту он вышел, держа в руках кусочек красного картона. ...Их последний школьный день начался с тишины, необычной тишины, воцарившейся задолго до прихода учителя истории.