Журнал «Вокруг Света» №08 за 1974 год - страница 4

В автобусах пели.

Л. Лернер

— Что же рассказать вам о моей родине? — еще раз повторил Мапиза, задумчиво глядя в окно на белевшую за деревьями чашу Лужников. Мы сидели в номере гостиницы «Юность», но чувствовалось, что мой собеседник весь еще был там, в огромном, празднично украшенном зале Кремлевского Дворца съездов, где со всего Советского Союза собрались посланцы Ленинского комсомола и их молодые единомышленники из десятков стран мира. Как с жаром стал убеждать меня сам Мапиза в первые же минуты знакомства, он даже сейчас никак не мог поверить, что исполнилась мечта его жизни: побывать в Москве, увидеть Мавзолей, Кремль. И при этом все заглядывал мне в глаза, словно хотел убедиться, понимаю ли я его. Да, я понимал этого невысокого парня с приплюснутым широким носом, веселыми темными глазами. Понимал и радовался с ним его какой-то приподнятой, торжественной радостью. Но, увы, у меня было четкое редакционное задание: взять у нашего гостя интервью о борьбе патриотов Зимбабве за свободу, которое нужно было выполнить здесь, сейчас, пока Мапиза опять не исчез в праздничном водовороте съезда комсомола. Поэтому я и был так настойчив, расспрашивая его о том, о чем ему явно не хотелось думать. — У моей родины два имени: Зимбабве и Родезия, — с непривычным, немного гортанным акцентом рассказывал мне на английском Мапиза, — потому что в ней живут два разных народа. Зимбабве называем ее мы, пять миллионов африканцев. Родезией — триста тысяч белых, отнявших у нас свободу. Впрочем, можно объехать всю страну и не заметить, что находишься в Африке. В ресторанах, отелях, кинотеатрах африканцы только прислуживают, на улицах они лишь случайные прохожие, ибо живут в особых африканских кварталах, гетто, на окраинах. Да что там города! Когда едешь по стране, можно не увидеть ни одной африканской деревни, если не свернуть в сторону от шоссе. Ведь африканцам разрешается селиться только в резервациях. Вам трудно в это поверить, но это так. Вы думаете, на чем держится режим Смита? Только на терроре. Да они и сами не скрывают этого. — Мапиза внезапно замолчал и потянулся к письменному столу, на котором лежала груда тоненьких брошюрок. — Вот послушайте, что они сами пишут, — раскрыл он одну из книжиц. — «В Родезии белые имеют сильные позиции... И если африканцы зашевелятся, с помощью дубинок мы быстро утихомирим их... Мы начнем стрелять, и без промедления. Это единственное, что можно делать в такой ситуации. В случае необходимости следует перестрелять как можно больше черных. Это будет для них уроком». Знаете, кто это сказал? Генеральный секретарь правящего Родезийского фронта Фотержил. Поэтому у нас есть только один выход: борьба. Любая «конституция», как бы ни уповал на нее кое-кто из белых либералов, что любят распространяться о расовой «гармонии», не даст нам, африканцам, главного — свободы у себя на родине... — Скажите. Мапиза, — спросил я, — на Западе в последнее время пишут, что всякое вооруженное сопротивление африканских патриотов в вашей стране подавлено... Мапиза усмехнулся: — Подавлено? Чепуха. Судите сами. Если раньше из-за «террористов», как называют расисты наших бойцов за свободу, был объявлен «закрытым» район Сетенари, то теперь к нему прибавился округ Урунгве. Поймите, каждый африканец сейчас готов взять в руки оружие. Хотите, я расскажу историю одного простого деревенского парня, который стал теперь активистом нашего фронта молодежи ЗАПУ (ЗАПУ — Союз африканского народа Зимбабве.) ...

Джесайа всем телом ощущал раскаленный добела диск солнца, казалось застывший в выцветшем от зноя небе. Сегодня солнце было его врагом. На открытом плато, заросшем пожухлым капином с острыми, как бритва, листьями, палящие лучи, словно копья, вонзались в тело, молотом били по голове. Но Джесайа бежал. Бежал легкими, размеренными и на первый взгляд неторопливыми шагами. Ритму его бега позавидовали бы лучшие олимпийские марафонцы. Лишь изредка, когда от обжигающего воздуха начинало резать легкие, он позволял себе перейти на шаг. Впрочем, Джесайа никогда не слышал об Олимпийских играх, а чемпионы мира просто не поверили бы, если бы им сказали, что человек может десять часов подряд бежать в подобном пекле...