Журнал «Вокруг Света» №09 за 1971 год - страница 19

...Назавтра я встаю с рассветом. Выхожу из дома. Вулканы сияют на солнце. Только Шивелуч по-прежнему в венце лиловатых туч, они закрывают всю его среднюю часть наподобие колец Сатурна.

— Камчатка!.. — добродушно хмыкает кто-то позади меня. Оборачиваюсь. На крыльце того самого дома, куда меня поселили, стоит молодой человек, в клетчатой рубахе нараспашку, простоволосый, белобрысый, с чуть снисходительной улыбкой на открытом лице.

— Идемте завтракать, — приглашает он.

У людей, которые полжизни проводят в поле — в экспедициях, у бродяг с дипломом или без него человеческие взаимоотношения несравненно проще, чем у людей, так сказать, оседлых, выезжающих из своего города, преимущественно чтобы развеяться. Бродяги из собственного опыта знают, как нелегко порой бывает одному, какая радость охватывает, когда учуешь вдали дымок костра или увидишь свежий след сапога на звериной тропе. И все предельно ясно: если к тебе в палатку ввалился усталый, вымотавшийся в маршруте незнакомый человек — он твой гость, и ты должен поделиться с ним всем, что имеешь. Зато и ты уверен: тот человек поступит точно так же.

— Идемте завтракать, — повторяет молодой человек.

Знакомимся мы уже за столом, щедро уставленным яствами — рыбой, которую он сам поймал и закоптил, помидорами, которые сам вырастил, грибами, которые сам собрал в лесу, ягодами, за которыми он сам ездил к вулкану...

— Ладно. Не сам, не сам, с тобой! — он шутливо поднимает руки, будто сдается на милость своей жены, очень милой молоденькой Лидии Дмитриевны, тоже работающей на станции.

Борис Федорович Студеникин заведует сейсмогруппой — тремя сейсмическими станциями, где из года в год, днем и ночью выслушивают земные, начиненные магмой недра. Именно здесь, на сейсмостанциях, пытаются решить — быть извержению или не быть, а если быть, то где и когда.

Сейсмостанция помещается в соседнем доме. Отщелкивает время хронометр. Загораются и гаснут выпуклые пуговички ламп на покатой доске, над которой висит табло с надписью «Землетрясение». Оно пока не светится, «молчит». Сами сейсмографы упрятаны в глубокие восьмиметровые шурфы во дворе, оттуда они и посылают электрические импульсы к другим чувствительным приборам, превращающим эти импульсы в свет. Острый лучик, подобный солнечному зайчику, непрерывно колеблется вслед за малейшими колебаниями Земли, падает на фотографическую бумагу, на ее бесконечную движущуюся ленту, и оставляет на ней след. Бумагу проявляют, изучают и сопоставляют с сейсмограммами двух других сейсмостанций. По тому, что получилось на лентах, можно, оказывается, судить обо всех землетрясениях мира.

Ключевскую станцию, однако, интересуют не все землетрясения, а преимущественно те, которые происходят вблизи, вызванные деятельностью вулканов Ключевской группы. Извержение начинается не вдруг, вулкан долго накапливает энергию, растет давление внутри, все выше поднимается лава, земная оболочка трескается, вызывая не одно, а целый рой землетрясений. Это уже тревожный сигнал, первый звонок «оттуда». С каждым днем и часом толчки учащаются, и это происходит до какой-то поры, когда вдруг начинает ослабевать их сила. Казалось бы, надо успокоиться, объявить отбой, но в действительности все обстоит как раз наоборот: прозвучал второй, куда более грозный «звонок» из земных недр. Теперь вероятность извержения очень велика, пора бить не отбой, а тревогу. Лава поднялась, она уже стоит у кратера, она растеклась по трещинам и пустотам: оттого-то и упало ее давление. Но ненадолго! Лава клокочет, дрожит от нетерпения, от предвкушения вот-вот вырваться из плена. Только тонкая корка земли еще сдерживает ее...

Все это точно и бесстрастно фиксируют на ленте сейсмографы. К их показаниям подключаются показания барографов, магнитометров, акустических и тепловых приборов, заранее установленных в кратерах или поблизости от них. Сопоставляется множество данных, разгораются споры, летят радиограммы в институт вулканологии, люди не спят ночами, и в результате появляется возможность ответить на самые трудные вопросы: когда и где?