Журнал «Вокруг Света» №09 за 1980 год - страница 41
— Совершенно верно. Но в бою у меня есть помощники, другие тореро. И у каждого четко определенная роль. Вначале на коне выезжает пикадор. Его задача — принять на себя натиск еще не успевшего устать быка. О бандерильеро мы уже говорили. Они выходят на арену в самый разгар корриды. Большую помощь оказывают матадору пеонесы, члены его квадрилии-команды. Нередко они спасают ему жизнь, отвлекая в критический момент на себя разъяренное животное.
Пако поворачивает ключ зажигания и запускает мотор. Машина трогается с места, когда часы показывают ровно десять.
— Соблюдаем запланированный график с точностью до одной минуты, — замечает писатель. — Известно ли тебе, что матадоры — самые точные люди в Испании?
— Да, я начал в этом убеждаться.
— Я, между прочим, не шучу. Можешь так сказать: на свидание со смертью испанцы не опаздывают.
— Надеюсь, нам оно еще не назначено...
Педро смеется:
— К сегодняшней поездке это замечание не относится. Но вообще имей в виду: у нас можно опаздывать на деловую встречу, на собрание, в театр, на дружескую пирушку... никто тебя не упрекнет, все рыцарски закрывают глаза на столь мелкие проступки. Но беда, если матадор позволит себе нарушить правила игры. Ты обязан явиться на арену точно в установленное время, ни минутой позже.
— Иначе?
— Иначе тебя ждет малоприятное объяснение и профессиональная дисквалификация.
— Это во-первых. А что во-вторых?
— Во-вторых, бой проходит в несколько этапов, и для каждого из них установлен свой строгий порядок. Так вот, на десятой минуте последнего этапа бык должен быть убит. Если этого не произошло, матадор получает предупреждение. На двенадцатой минуте неудачника предупреждают еще раз... И это неизбежно скажется на его репутации, а следовательно, и на заработке. По истечении четверти часа оскандалившегося тореро лишают права закончить бой. Его с позором прогоняют. И, возможно, больше он на арену не вернется...
За разговором выехали из Мадрида. Дорога постепенно сужается — справа и слева тянутся холмы. А вот уже и горы, бурые вершины, глубокие зеленые впадины. Серпантин шоссе кружит по склонам, то опускаясь, то взмывая вверх. Но Пако не снижает скорости. Водителя, кажется, не заботят ни перепад высот, ни крутые повороты, ни интенсивный встречный поток.
Мелькает мысль — не столкнемся ли мы с этим потоком? Но за рулем тореро, человек, который привык к опасности, к тому, что она рядом и все же не коснется его. Сто семьдесят километров остаются позади. Вот и Аренас де Сан Педро. Свернув на боковую проселочную дорогу, машина вздымает клубы пыли. Через полчаса подруливаем к деревенской ферме.
Нас встречают друзья матадора, его родные, крестьяне, работающие на ферме. Они наперебой предлагают нам по глотку вина, утолить жажду после далекой дороги. Смуглый босоногий паренек лет двенадцати тащит кожаный сосуд. Мои спутники, не касаясь губами отверстия, подняв сосуд над головой, вливают в рот по доброму стакану прохладной влаги. Мне это удается только после долгой тренировки, когда и лицо и рубашка как будто побывали под дождем.
Посмеявшись, новые знакомые успокаивают меня: для первого раза результат не так уж плох.
Заходим внутрь дома, осматриваем просто обставленные комнаты, заглядываем в хозяйственные постройки. Потом идем на пастбище.
Обращаюсь к Пако:
— Кому принадлежат стадо, земля?
— Мне.
— И все постройки на ней?
— Разумеется.
— Да ты, оказывается, богатей! А прикидывался крестьянином!
— Нет, — смеется Пако. — Я и не думал скрывать, что стал богатым человеком. Но прошу заметить: заработал я это богатство не эксплуатацией чужого труда, а тем, что сам чуть ли не каждый день рискую жизнью.
Я не стал доказывать ему, что, каков бы ни был источник средств, позволивший ему стать собственником этой фермы, отныне он занял иное место на ступенях социальной пирамиды испанского общества, чем то, которое принадлежало когда-то его отцу. Но не удержался от вопроса:
— И что, любой тореро может приобрести такое хозяйство?
Ответ оказался столь же четким, как и быстрым: