Журнал «Вокруг Света» №09 за 1986 год - страница 30

стр.

Это всего лишь два сюрприза, которые Галапагосы преподнесли за последнее десятилетие.

...Вечером перед отъездом из Пуэрто-Айоры я сидел на террасе отеля и смотрел на пеликанов. Похожие на доисторических птеродактилей, слетались неуклюжие с виду птицы на кормежку и, шумно хлопая крыльями, суетились вокруг лодки, в которой стоял рыбак, бросавший им куски акульего мяса.

«Что ему до пеликанов, которые с успехом могут прокормиться сами? — подумал я.— А может, человек начинает не просто сосуществовать со своими братьями меньшими, но и заботиться о них?..»

Рыбак кончил кормить пеликанов, привязал лодку к причалу и ушел. Птицы угомонились и отлетели на мысок. Там они и застыли, словно изваянные из черного камня. Вечер угасал. Разлившийся по небу оранжевый закат быстро менял краски.

Фиолетовые сумерки усыпили поселок. Но вот на другом берегу бухты Академии в домиках Дарвиновского центра зажглись огни. Меня охватило странное ощущение, что все увиденное на Галапагосах — гигантские черепахи и «бескрылые» бакланы, «черные драконы» и надутые, как праздничные шары, фрегаты, вулканы, грозящие вот-вот взорваться огнем и пеплом, и тихие бухты, завоеванные мантрами,— все это только мираж, только померещилось мне.

Галапагосы — Гуаякиль — Москва

Вадим Листов

Господин Калиостро, живущий на Дворцовой набережной...

« Отбывает за границу господин граф Калиостро, гишпанский полковник, живущий на Дворцовой набережной в доме генерал-поручика Миллера».

Эта короткая заметка попалась мне на глаза случайно, когда я листал в Библиотеке имени В. И. Ленина подшивку «Санктпетербургских ведомостей» за 1779 год, в номере от 1 октября в разделе «Извещения». И сразу вспомнился полуфантастический рассказ Алексея Толстого «Граф Калиостро», которым я когда-то зачитывался. Писатель сделал своего героя всемогущим магом и волшебником, способным неожиданно появляться и так же внезапно исчезать. Но почти таким и воспринимали на Западе этого человека его современники: то была, пожалуй, одна из самых загадочных личностей XVIII века. Кто был на самом деле Александр (Алессандро) Калиостро, который в Испании представлялся доном Тисчио, во Франции графом Фениксом, маркизом д"Анно или графом Гаратом, с исчерпывающей точностью на этот вопрос ответить невозможно. Жизнь его состояла из необыкновенных приключений и тайн, многие из которых умерли вместе с ним.

«Граф Калиостро с обширными познаниями и странный по поведению человек. Он весьма острого ума, с глазами, проникающими в глубину души. Никто не знает, откуда он. Его уважают власть имущие, а некоторые ненавидят. Боготворят бедные и простые люди, ибо с тех, кого лечит, денег он не берет.

Говорят также, что из 15 000 больных, которых он пользовал, самые неистовые враги не могут его более упрекнуть как только тремя умершими...» — так писали о Калиостро, который в июле 1779 года прибыл в столицу Российской империи. Ему было тогда 36 лет. Но объявился он не как маг и волшебник, а как врачеватель — и только.

В Петербурге той поры проживало довольно много врачей-иностранцев, и каждый приезд их обычно сопровождался откровенной рекламной шумихой. Калиостро, напротив, вел себя весьма скромно. Совершая прогулки по городу, он с нескрываемым интересом присматривался к русским, к их обычаям и традициям.

Первыми стали навещать графа певцы итальянской оперы Джованни Локателли с просьбой вылечить от простуды, хрипоты, недомогания... В ожидании приема их развлекала разговорами жена графа — красавица Лоренца. И здесь как бы между прочим она неназойливо упоминала о дружбе Калиостро с графом Сен-Жерменом, который открыл ему секрет «эликсира молодости». О том, что ее муж исцелял больных в Испании, был представлен герцогу Альбе, в Лиссабоне излечил от недуга банкира Ансельмо Крюса, в Голландии герцога Брауншвейгского. О том, что Калиостро лечил видных особ в Англии, Франции, Курляндии никому еще не известными способами... Когда обращали внимание на ее необыкновенно свежий цвет лица, Лоренца, явно смущаясь, «признавалась», что ей якобы уже больше 70 лет, чем очень заинтриговала многих петербургских дам.