Журнал «Вокруг Света» №09 за 1986 год - страница 5

Бригадиром Иннокентий Петрович стал как-то для себя неожиданно: затеял все эти перемены в охотничьей жизни, невольно стал координатором работы охотников, связующим звеном между ними, их «технической няней», так что его лидерство потом осталось только юридически закрепить приказом по совхозу.

Странным казался бригадиром Кочкин для постороннего глаза — сам не охотник, сидящий на стане человек — не на участке, не добывающий пушнину. Куда надо пошли анонимки, пошли на край земли повестки. И самым трудным было для Иннокентия Петровича объяснять, зачем ему все это было нужно — баня, склады, доставка продуктов на точки в тундру, невозможно было доказать и то, что не берет он за ремонт и пользование оборудованием ни песцовыми шкурами, ни оленьими камусами и пыжиками, что строительство затеял потому, что бревен лишних много...

Так мы и вернулись к исходной точке разговора...

Мне не трудно было представить, как начинал Иннокентий Петрович новую жизнь на Чукочье. Вечные стихии — тундра, небо, океан — омывали крохотную песчинку дальней фактории. С избытком было тишины и одиночества, хорошо думалось на высоком крыльце, откуда за много верст заметен приближающийся человек или потерявший осторожность зверь. В общем-то он и хотел уединения, чтобы, оставшись наедине с прошлым, перебрать прожитые дни и отделить зерна от плевел.

Он присматривался к старикам Лебедевым и удивлялся цельности и собранности их жизни. Отрезанные от всего мира расстоянием, они были все же с миром связаны и ему полезны. Анна Егоровна слыла на всю Халларчинскую (в переводе с языка чукчей — ровную) тундру умелицей выделывать оленьи шкуры, шить торбаза, расцвечивая их бисерными узорами. К Николаю Яковлевичу ездили за советом, ездили поговорить вроде бы и ни о чем, но, наверное, в надежде получить ответ на вечные вопросы, как в былые времена на Руси ездили к отшельникам и схимникам.

К торговле у Иннокентия Петровича призвания никакого, а приехал ведь заведовать факторией. Дело это не простое, тут мало уметь на счетах костяшки бросать, тут нужно нос держать по ветру — житель тундры привередлив. Однажды, наслушавшись вздохов: «Однако, Иннокентий, совсем плохо без витаминов стало...» — и уверовав в истинность сетований, вырвал Кочкин в Колымторге партию свежих огурцов. Ну, цены, сами понимаете, какие — через всю страну зелень самолетом везли. Думал, его за эти огурцы на руках носить будут.

Задумчивые тундровики пожевывали, сплевывали. «Немножко нельмой пахнет, но хуже...»

Эти огурцы он и сам ел, и солил, и угощал ими детишек оленеводов, надеясь, что потом сработает традиционное: «Мама, купи...»

Обстоятельно наведя порядок в магазине, сотворя «витрину» из капканов, сыромятных ремней, охотничьих патронов и теплого белья, он ждал, когда на южном горизонте зачернеют идущие к океану оленьи стада. О, тогда, рассказывал Иннокентию старик, магазин должен быть открытым круглые сутки. Тогда оленеводы закупают на год вперед все, что им нужно, потом — что и не нужно, из-за любви к самому процессу приобретать, тратить деньги не условно (за привозимые в стада вертолетом товары вычитает деньги совхозная бухгалтерия), а отдавать их из рук в руки. И не нужно обижаться, если, набрав сегодня вещей в яранге бесполезных, человек придет завтра обменять их на что-нибудь стоящее. И без опаски надо давать человеку в долг все, что он попросит. Это, может, и не по правилам, но зато и фактория — не поселковый универмаг...

Так вот, пока магазин был на замке, Иннокентий решил срубить себе дом. Он даже помнит место, где пришла ему в голову эта мысль — на мысу недалеко от устья Чукочьи, где было обилие мамонтовой кости. К берегу подойти было непросто, он был буквально забит плавником, прекрасным лесом; его много десятилетий выносят в Ледовитый океан все меридиональные реки, по которым идут караваны плотов. В морской соленой воде, в климате, практически исключающем гниение, бревна с годами обретали крепость железа.

Как было хозяйственному человеку не подумать, что зря добро пропадает?

Иннокентий Петрович таскал бревна моторкой. Таскал поштучно, выборочно. Обрывал в кровь руки капроновыми линями, набивал кровавые мозоли ломом, когда выкатывал бревна на берег, катил к месту. И теперь ему уже было мало светлого времени в самом длинном дне — полярном.