Журнал «Вокруг Света» №09 за 1988 год - страница 36

Все здесь жалуются, что американские печники умеют класть только камины, а они не греют, наоборот, даже выхолаживают дома, так как весь теплый воздух из комнат вытягивается через каминные трубы на улицу. Поэтому сейчас огромный спрос на старых восточноевропейских мастеров-печников, которые умеют класть печи с «ходами». Эти люди зарабатывают большие деньги, но их здесь очень мало.

Все то, что я говорю, может, покажется странным, но лозунг экономии энергии — «Консерв энерджи» — сейчас очень популярен в Америке. Поэтому многие, особенно в северных штатах, прикупают или арендуют участки леса и ежегодно чистят и вырубают сухостой на дрова. Даже уже выработалась норма, сколько акров надо иметь, чтобы отапливать дом в течение зимы, не покупая ничего на стороне.

Дом Паула окружен дремучим лесом из странных деревьев, похожих издали на осины, но с вечнозеленой листвой кипариса. Эти деревья называются «хемлок», и растут они только в Америке. Хозяин дома предложил взять ружья и пойти с ним в этот лес поохотиться на поркупайнов. Оказалось, что так в США называют дикобразов, они наносят большой ущерб лесам. Дикобразы залезают на верхушки хемлоков и обламывают ветви, но не едят их целиком, а съедают только основание ветки. Остальное бросают. И, пожалуй, это-то и бесит больше всего экономных хозяев.

Действительно, в лесу, куда меня привел друг, многие хемлоки оказались с ободранными верхушками. И кучи свежих зеленых веток были набросаны вокруг стволов.

— Смотри внимательно вверх, Игор. Бели поркупайн здесь, он наверняка сидит где-нибудь на развилке ветвей у вершины. Там он чувствует себя почти в безопасности.

— А зачем стрелять поркупайна?— спросил я.— Залезу на дерево и заставлю его слезть на землю или загоню так высоко на тонкие ветки, что он сам рухнет.— Я вглядывался вверх, пытаясь разглядеть среди кипарисной зелени темную массу дикобраза.

— Что ты, Игор, в Америке никто, кроме самоубийц, не полезет на дерево за ним. Он подпустит к себе очень близко, а потом хлестнет своим хвостом с иглами или вообще как бы рухнет вниз, чтобы еще и ударить. Даже если человек удержится на ветках после нападения, он будет весь покрыт ранами от острых игл этого зверя. А кончики игл настолько хрупки, что ломаются и остаются в теле, и раны от них долго болят и нарывают.

После этого рассказа у меня пропало желание лезть на дерево.

Вообще диких животных в Америке на удивление много. Даже в парки маленьких городов по ночам приходят и грузные дикобразы, и еноты, и скунсы, и сурки, не говоря уже о белках — те бегают повсюду. И люди со всем этим зверьем, по крайней мере в глухом месте, где находится мой институт, устойчиво соседствуют. Местные жители пытаются всячески уменьшить ущерб, наносимый зверями, но не всегда это удается. Пока мы возвращались домой, мой друг рассказывал, какие хитроумные запоры он делает на клетках для кур, чтобы к ним ночью не забрался енот, и как енот раз за разом разгадывает эти запоры, открывает дверь и уносит курицу. Не меньшие трудности и со скунсами, которые привыкают к дому и возвращаются даже тогда, когда хозяева ловят их и отвозят в клетках за сотню миль, выпуская в лесу.

А ведь все время, пока скунсов ловят, усаживают осторожно в клетку и везут, их надо кормить и кормить — куриными крылышками и ножками, иначе они рассердятся и обольют машину своей ужасной, несмываемой, вонючей жидкостью.

Уже несколько часов, как я в Бостоне, и те леса и леса, через которые ехал утром, кажется, были так давно...

Дорога постепенно становилась все шире, все больше отдалялась от окружающих двух- и трехэтажных домиков, и во всю ширину и длину ее, насколько хватал глаз, безостановочным потоком шли машины. Я благополучно съехал с высокой, на уровне нескольких этажей, эстакады прямо в центре Бостона. Кругом — пустынные щели из камня и стекла. Ни машин, ни человека, только светофоры мигают на перекрестках, да горят витрины — сегодня довольно сумрачный день.

Наконец появился впереди какой-то негр, и я узнал, как проехать в «Коммон парк», о нем мне говорила жена Гау — Мардж. Остановился у тротуара, где все другие машины паркуются, хотя моя резко выделяется среди них. Спросил, можно ли стоять на этом месте,— говорят, что в воскресенье можно.