Журнал «Вокруг Света» №09 за 1988 год - страница 6

Я родился так давно, что вырос до эры применения бензина. Поэтому я старомоден. И, предпочитая парусник моторной лодке, я убежден, что плавание на парусном боте прекраснее, труднее и требует большого искусства, нежели владение мотором. Бензиновые моторы становятся безопасными в обращении, и хотя нельзя сказать, что любой дурак может управляться с мотором, но уверенно можно сказать, что почти каждый может. Совсем другое дело, когда речь заходит о плавании на паруснике. Тут требуется больше мастерства, ума и гораздо больше тренировок. Для мальчишки, юноши и для взрослого мужчины лучше этих тренировок ничего не существует. Если мальчик мал, подарите ему небольшой удобный ялик. Он научится сам. Его не нужно учить. Не пройдет и дня, как он установит легкий треугольный парус и порулит веслом. Потом он заговорит о килях и опускающемся киле и захочет забрать свои одеяла, чтобы заночевать на борту.

Не бойтесь за него. Он решил искать риска, встречи с приключением. Учтите, в детском саду тоже случаются несчастья, как и на воде. Больше мальчишек погибает от тепличного воспитания, чем на лодках больших и малых; вместе с тем именно плавание на малых судах, а не площадка для игры в крокет или школа танцев делает мальчишек сильными и уверенными. А вкусивший моря остается моряком навсегда. Вкус соли никогда не приедается. И моряк никогда не становится настолько стар, чтобы отказаться от возвращения на судно, от возможности еще раз побороться с волной и ветром. Знаю это по себе. Правда, пока еще я держусь. Но через несколько месяцев начну терять покой. Однажды я обнаружил, что грежу наяву о происшествиях своего последнего плавания или изумляюсь кем-то пойманным экземпляром речной рыбы, или же с волнением читаю в газетах репортажи о первых северных перелетах уток. И тогда внезапно начинается торопливый сбор вещей и перепроверка принадлежностей. И вот мы уже на пути в Валлехо, где в ожидании стоит наш маленький «Румер», всегда в ожидании момента, когда к нему причалит ялик, загорится огонь на камбузе, будут сдернуты чехлы, затрепещет грот, раз-два-три — будут затянуты рифы, когда он вздохнет и тронется с места, когда провернется штурвал, надуются паруса, и он ляжет курсом на залив и дальше, дальше.

Борт «Румера», Река Сонома,15 апреля 1911 г.

Джек Лондон

Перевел с английского В. Быков

Доктор Ракитин, завороженный видом огня, сидел у костра, обнимая колени руками. Костер догорал. Фиолетовые язычки пламени осторожно выглядывали между обгоревших поленьев и снова прятались в свое мерцающее убежище. Синие струйки дыма поднимались над тлеющими углями, сворачивались в кольца и постепенно таяли, исчезая в неподвижном, насыщенном влагой воздухе. Звонко хрустнула ветка. Тан Мо, дежурный по лагерю, вскочил, щелкнул затвором карабина.

Разом вспыхнули фонари, высветив из мрака человеческую фигуру. Заслоняя лицо от яркого света, незнакомец сделал несколько шагов к костру и остановился, смущенно переминаясь с ноги на ногу. Из больших кожаных ножен, висевших на левом боку, выглядывала деревянная рукоятка ножа-мачете. Незнакомец опирался на старинное длинноствольное оружие с широким дулом и с курком, похожим на оттопыренный большой палец. Приклад был несколько раз обмотан проволокой.

— А, донгти Синь,— радостно приветствовал его переводчик Дин Чонг Лок — высокий, немного нескладный парень с широким, улыбчивым лицом, побитым крупными оспинами, и чубом жестких черных волос, свисавшим на лоб. Кроме него, только доктор Дан знал немного по-русски. Сам Ракитин успел выучить десятка два вьетнамских слов, вставляя их в разговорах к месту и не к месту. Что же касается его коллег Дьякова и Шалеева, то для них певучая вьетнамская речь так и осталась тайной за семью печатями.

— Очень рад тебя видеть. Я думал, что ты придешь к нам только завтра,— сказал Лок и обратился к Ракитину.— Это Хуанг Ван Синь — знаменитый охотник и следопыт. Такого второго нет во всем уезде. Он все знает про лес, про зверей, про деревья. Он покажет много растений, которые можно кушать в лесу.