Журнал "Вокруг Света" №1 за 1998 год - страница 13

стр.

На хрущобном Хоперском проспекте, главном в городе, под вывеской с датой «1618», рассказывает занятный исторический случай:

— В 1967 году очень помпезно праздновалось 50-летие Октября, и нашим господам-товарищам отвалили — кому медаль, кому премиальные, а кому — повышение. Понравилось, решили удовольствие продлить. Съездили, где-то покопались, хотя я, например, не отыскал источника, и на следующий год еще шикарнее праздновали 350-летие Урюпинска.

— А сколько же лет на самом деле?

Мой спутник, как на четках, перебирает даты, века отсчитывает:

—  В «Списке русских городов дальних и ближних», а это годы  1380 -1415, упоминается на рязанских землях Урюпеск или Урюписк. Но еще до Куликовской битвы было обращение московского владыки к казачьим сотникам на Червленый яр. Наша местность.

Вот — и самое время спросить. У залепленного   кафелем   особнячка — бывшего атаманского правления на целых семь теперешних районов Волгогралской области.

— Так откуда же происходят казаки? Все-таки беглые? Остановился Виктор. Что с меня ждать?

— На Кубани казбки. На  Дону — казакиў. — Но терпелив голос. — Давай подумаем.  Здесь —  война:  пришли от сохи, от косы беглые крестьяне. Какой уж ушлый из них ни будь, в первом же бою его срубят: шашка — не коса. Кто-то вливался, конечно, но в основном — от стрельцов, от людей, знакомых с военным делом.

А версию о беглых придумал когда-то историк Браницкий — она  устроила   царское   правительство, устроила и большевиков.

— То  есть  изначально здесь жили какие-то народности...

— Которые крестились на сто с лишним лет раньше Киевской Руси. Бродники — пограничная ее стража — тутошние.   Черные   клобуки  — тоже. Потом служили татарам, в этих местах обеспечивали   астраханский   шлях.   А приняли татары магометанство — казаки в Куликовской битве выступили заодно с русскими.

И, словно к разговору, проходим Кильдим. Не ищите перевода с татарского. Перевожу примером: мазаный кирпичный особнячок, вросший полуподвалом в землю — на первом этаже был ресторан «Золотой якорь», а на втором — там и был кильдим. И добротные, прихотливой кладки купеческие магазины, и коричневая глыба коммерческого собрания — это тоже Кильдим, поселок при ярмарке, при Покровской, начало берущей от 1710-х годов, некогда третьей в России после нижегородской и ирбитской.

Целый    месяц   осенью   клубилась пыль на широких урюпинских улицах — гнали   гуртовщики   скот;   повсюду оборотистые казаки раскрывали ворота каменных амбаров-ссыпок с поднакупленным зерном; расхаживали купчины-оптовики со всех столиц — целый месяц осенью стоял дым коромыслом: как грибы вырастали театры, карусели, качели; была работа и двум городским домам терпимости, и пяти передвижным, которые, сняв местность, раскидывали шатры.

— Еще на моей памяти, — как из запасников достает Сивогривов, — были дядя Ваня и дядя Степа-косой, одноглазый. Оба наши, местные казаки, дожидались, как съедутся купцы, и ходили зарабатывать: один картежник, а другой — биллиардист. Дядя Степа как окосел: купца раздел до трусов, а тот со злости кий швырнул ему в глаз. Потом за этот глаз отдал кучу денег. А вообще урюпинцы, хоть и обогащались за счет ярмарок, предпочитали держаться от них подальше. Детей вообще не пускали. Но это по тем понятиям...

По тем понятиям Сивогривов сравнивает палаты каменные на бывшей Купеческой улице — иные о чугунной ковке, куда где-то вплетено «РОВД», — с деревянным, хоть и резным, как на севере, и просторным частным домом на бывшей Дворянской, где жил при царе последний хоперский атаман Помпеи Иванович Гриднев.

Еще скромнее мазанка над Песчаным озером — хата самого Сивогривова. Между комнатами в дверном проеме висят рядком, занавесочкой, казачьи нагайки, плетеные на продажу, и на гвозде — потертая зеленая фуражка.

Озеро — старицу Хопра — мы пересекаем по дамбе, куда ссыпаны под землю обломки двух урюпинских церквей. А прежде — был тут шлюз, и дед Сивогривова — при шлюзе: спускал воду, промывал озеро.

— Я потому занялся булавинским восстанием, — вдруг говорит Виктор, когда мы шагаем лесистой поймой-замощьем, — что в гражданскую войну, в коллективизацию было такое: рядом, в Воронежской губернии, перед расправой приходят и предупреждают — сегодня тебя будут косорезить, беги.