Журнал «Вокруг Света» №10 за 1980 год - страница 15

Меншиков заглянул под его ствол и увидел редких теперь на Черном море горбылей. Рыбы метнулись к корням. Неожиданно из-за коряги, как сторожевой пес, вылетел полутораметровый катран — черноморская акула. На большой скорости он устремился к человеку и вдруг замер. Обычно катраны, встретив водолаза, не меняют направления, полагая, что они у себя дома. Но на этот раз катран остановился в метре от маски и озадаченно уставился на аквалангиста. Морда акулы была так близко, что Володя отчетливо видел полуоткрытую пасть, острые, злые глаза. Несколько секунд длилась эта дуэль взглядов. Чтобы не спугнуть акулу, Володя перестал дышать. Первый испуг хищницы прошел, страх и удивление сменились любопытством. Катран медленно описал круг, как бы изучая столбик воздушных пузырьков, и нехотя удалился... Потом начались будни. Появились молодые помощники — океанологи Михаил Гуджабидзе и Тимур Шубитидзе. Оба прошли «школу» Меншикова и уверенно помогали в работе. Как только позволяла погода, группа отправлялась к «Акуле». В каньоне до глубины 40 метров не осталось ни одного необследованного участка. Маркировались все заметные предметы — стволы деревьев, крупные валуны. По изменению их положения судили о движении наносов. Перед каньоном и на его склонах океанологи забили в грунт около шестидесяти стальных трехметровых стержней. Соединив капроновым шнуром их концы, они как бы создали двухкилометровый маршрут водолазного промера. По нему после каждого шторма повторно измерялись изменения дна.

Детально обследовав каньон, ученые усомнились — так уж ли виновата «Акула» в размыве пляжа?

«Акуловеды», которые изучали этот морской овраг раньше, ежегодно списывали на его долю около 80 тысяч кубометров пляжеобразующего материала. За шесть лет наблюдений Владимир Меншиков лишь один раз отметил исчезновение песка в каньоне, да и то в объеме лишь 15 тысяч кубометров. В остальные же годы происходило постепенное накапливание материала. В целом рельеф дна оставался неизменным. Результаты наблюдений не подтверждали выдвинутых ранее обвинений.

Когда рождается собственная гипотеза, трудно оставаться к ней объективным. Мучило сомнение: материал может уходить в каньон в шторм, не оставляя следов в его верховьях. И Меншиков пошел на риск, решив обследовать русло «Акулы» во время шторма.

Тщательно и долго отрабатывалась методика этого небезопасного эксперимента. Разрешение на него было дано только с учетом тренированности Меншикова, его опыта работы под водой. Когда все было учтено и предусмотрено, Володя после нескольких попыток вошел в штормовое море.

Он сразу попал словно в ночь. Быстро работая ногами, начал удаляться от зоны прибоя. Тьма не рассеивалась. Он поднес ладонь к лицу, но не увидел ее, хотя было еще неглубоко. Обычно, находясь под водой без движения в тишине и невесомости, он чувствовал покой и легкость, невозможные на воздухе. Но теперь он не испытывал этого чувства. Беспокойство и напряжение владели им. Он не видел, но ощущал бушующее море.

В первые секунды погружения его энергично приподнимало и опускало, мотало из стороны в сторону. Как-никак шторм достигал силы в «пять баллов с хвостиком». Но скоро эти перемещения настолько уменьшились, что не отвлекали внимания. Жаль, что нельзя было рассмотреть показания глубиномера, а также проследить, как меняется скорость вдоль берегового течения по глубине. Он его попросту не ощущал. Получалось как в поезде: там реагируешь лишь на ускорение, торможение, толчки, а самого движения после набора скорости уже не чувствуешь. Отсутствовало и чувство глубины.

Володя спустился в намеченный район и остановился. Тут его внимание привлекли странные, повторяющиеся звуки, будто где-то самосвалы сгружали гальку. Он попытался определить направление и догадался, что эти звуки рождались от перемещения гальки волной, бегущей вдоль берега.

Затем Меншиков продолжил погружение. Чем ниже он опускался, тем меньше ощущались волновые течения. Наконец стали заметны цифры на глубиномере. Стрелка показывала 20 метров. С облегчением Володя двинулся дальше. И внезапно обнаружил, что еще ниже был покой, абсолютный штиль, словно нигде и не было никакого шторма.