Журнал «Вокруг Света» №10 за 1980 год - страница 44

Главная причина нынешнего катастрофического положения в том, что, несмотря на все запреты, во многих районах Индонезии продолжает расти браконьерство. «В Америке и Европе слишком много богачей, которые готовы выложить баснословные деньги за редких, экзотических животных, особенно за внесенных в Красную книгу, — полагает видный индонезийский зоолог Тити Дарсоно. — Пресыщенные деньгами, они не довольствуются роскошными яхтами и «кадиллаками». Для поддержания престижа им нужны чучела, шкуры и перья редкостных зверей и птиц. И хотя они считаются культурными людьми, на самом деле это — безжалостные варвары».

Поскольку на международных рынках существует большой спрос на представителей индонезийской фауны, находится немало алчных дельцов, которые толкают местных жителей на браконьерство и наживаются на истреблении редких животных. Так, на Западном Ириане китайские торговцы нелегально скупают райских птиц по 10 фунтов стерлингов за штуку и контрабандой переправляют в Японию, где их чучела стоят в 13 раз дороже! А порошок из сушеного рога носорога, якобы обладающий уникальными целебными свойствами, продается на азиатских рынках дороже золота. Если этой незаконной торговле не будет положен конец, под угрозой истребления могут оказаться и многие другие представители животного мира Индонезии.

П ервое воспоминание, которое хранила тусклая змеиная память, был страх — сухой, горячий, звенящий опасностью. Он взялся неизвестно откуда. Маленькая гюрза, едва выбравшись из хрупкого пространства уютного яичка, бросилась в ошеломившую ее ночь. Извиваясь изо всех сил между разогретых за день камней, счищая прилипшие остатки скорлупы с крохотного, но уже не беспомощного тела, она забилась в первую попавшуюся расщелину, молниеносно обернулась и, разинув изящную пасть, зашипела. Появлялся и прятался, осязая теплый вибрирующий воздух, микроскопический раздвоенный язычок.

Кругом было тихо, однако страх не проходил. Опасность таилась где-то совсем близко. Гюрза не знала, что страх порожден инстинктом, что ее мать уже несколько дней поджидала появления выводка, чтобы наброситься на нежные, еще не пропитанные ядом тела собственных детенышей...

Прошло немало времени, прежде чем гюрза немного успокоилась. До ее возбужденного сознания донеслись первые звуки. Невидимые деревья шумели на склонах гор, осыпались песчинки, потревоженные ветром, и где-то совсем рядом едва слышно звенела тончайшими крылышками мошкара. И этот едва уловимый звон вызывал в гюрзе чувство голода.

Забыв об опасности, она осторожно приподнялась над расщелиной, молниеносно метнулась в невидимую стайку жужжащей мошкары, тут же подалась назад и жадно проглотила прилипшую к язычку мошку. Насытилась она скоро, и мир вокруг показался ей не таким ужасным, каким она ощутила его вначале.

Потревоженная внезапным и непрошеным вторжением, мошкара улетела. Гюрза удовлетворенно вытянулась, потерлась о шероховатую поверхность почвы, счищая с кожи колкие песчинки.

...Ночь прошла быстро и незаметно. Под утро остывшие камни сделали гюрзу ленивой и неподвижной. Она изредка открывала глаза, смотрела сквозь полусон на сереющий рассвет, на розовеющие на востоке облака, пока первые лучи солнца щедро и радостно не брызнули на влажные скалы. Стали видны редкие травинки, тень от которых упала на гюрзу. Солнце быстро согрело камни, выпарило из трещин накопившуюся за ночь влагу, разгладило на искривленных ветках деревьев сморщенную листву, заблестевшую сочно и глянцевито. Юная змея почувствовала в себе незнакомую энергию: под кожей волнообразно сократились маленькие, но упругие мускулы.

Вместе с солнцем вокруг пробуждалась и жизнь. На ветку близрастущего дерева села большая пестрая птица, молча повертела длинным черным клювом и вдруг запела чисто и протяжно. Пение ее разнеслось над скалами, угасая в голубых волнах дрожащего утреннего воздуха. Льющаяся мелодия заворожила маленькую гюрзу, заставила ее, забыв о ночном страхе, выбраться на свободное пространство, мягко приблизиться к кривым корневищам, цепко впившимся в сухую обветренную землю.