Журнал «Вокруг Света» №10 за 1990 год - страница 37

У сибиряков даже свадьбы справляются безо всякого веселья. Обыкновенно после венчания на улице деревни целый день до вечера взад и вперед разъезжают две телеги с колокольчиками. В одну набились молодые с дружкой и частью молодежи, а в другой — часть свадебных гостей (главным образом молодежь и подростки). Все это общество вопит что есть мочи крайне несуразные и антимузыкальные обрывки, подыгрывая кое-как на «громунях», то есть гармониках. В то же время старшие, собравшись в доме родительском, угрюмо пьют до положения риз. Вот и вся свадьба.

В будни жизнь в сибирских деревнях крайне однообразна. Рано утром встанешь, пойдешь на крыльцо мыться у подвешенного на веревке чугунного чайника. Нет ничего приятнее такого умывания. Солнце еще низко и косыми лучами освещает деревню. Воздух прохладный, чистый, легкий. По траве стелются испарения. В деревне нет почти никакого движения, все спит. Умоешься на свежем утреннем воздухе и идешь будить хозяев, которые сами по себе раньше девятого часа не проснутся.

Только в десятом часу можно видеть, как по улице проедет то один, то другой плетеный коробок, запряженный парой, или, как здесь говорят, «парой», а в коробке сидят домохозяева с домочадцами. Это крестьяне едут на полевые работы иной раз за десяток верст от селения. Часа за два до заката солнца они таким же порядком вернутся домой. Просто удивляешься, как они мало работают в день и какие большие от этой работы получаются результаты. Правда, в страдную пору им приходится работать чрезвычайно много, чтобы все успеть убрать вовремя, так как здесь все поспевает одновременно. Но все-таки, когда расскажешь, что в Средней России иногда косят хлеб при лунном освещении, чтобы не терять времени, то этим возбуждаешь удивление.

В первой половине лета крестьяне в те же часы ездят на пасеки собирать страивающихся пчел. Пасеки в этих местностях очень распространены и достигают весьма больших размеров. У самых богатых обывателей попадаются пасеки до 2000 колод, а каждая дает валового дохода до 5 рублей. Понятно, что при таких выгодах от пасек мужики ими охотно занимаются.

Когда крестьяне уезжают на работы, улицы деревни окончательно пустеют. Изредка через деревню проведут партию колодников, звенящую цепями, с одетыми в белые рубашки солдатами по обеим сторонам и телегами сзади, на которых обыкновенно сидит несколько женщин, следующих за колодниками. Колодники одеты в арестантские халаты.

Под вечер возвратившиеся крестьяне тотчас же принимаются за чай. Вообще сибирские мужики, в особенности в свободное время, пьют чай до пяти раз в день. По вечерам не бывает никаких хороводов и плясок, хотя крестьяне и ложатся довольно поздно. Вот, в общих чертах, кажется, и вся картина сибирской деревни, а теперь я опишу поездку в «чернь» Салаирского кряжа, иначе в горную тайгу.

Тусклый утренний свет рано разбудил меня на моей походной кровати. Я оделся, умылся, напился чаю и, снарядившись в путь, выхожу на крыльцо вместе с Иностранцевым.

Утро тихое, серенькое и сыроватое. У крыльца ждет запряженный «парой» чрезвычайно прочный сибирский экипаж, приспособленный к самым ужасным дорогам. Это плетеная корзина, укрепленная на длинных дрогах. В корзине устроено спереди место для кучера, а все остальное пространство набивается сеном. Благодаря особенному устройству дрог и большому расстоянию между передними и задними колесами, толчки в коробке получаются очень мягкие. В коробке едут или развалясь на сене, или устраивают сиденье из каких-нибудь кошм, тюфяков, или подкладывают пружинную подушку, у кого она есть.

Почтовая дорога гладкая, широкая, починена и посыпана дресвой (размельченным сланцем) так тщательно, что имеет вид шоссе. По бокам — валы с канавкой за валом, а не между валом и дорогой, как обыкновенно бывает в Европейской России. На валу телеграфные столбы с единственной проволокой. Вскоре за поскотиной мы сворачиваем на проселок. Облака, которыми покрыто все небо, идут очень низко, и в них скоро начинаются прорывы. Мы направляемся в чернь Тавалган, чтобы проехать по ней верст 30. «Где же чернь?» — спросил я возницу, на этот раз пожилого мужика, почти старика, из отставных солдат, болтливого в ущерб толковости. «А вот она»,— ответил он, указывая кнутом или, как здесь говорят, бичом, на ровный лиственный лес перед нами. С этими словами мы въехали сначала в березняк с большими полянами, покрытыми высокими цветущими травами, а затем пошел осинник. Это и есть чернь.