Журнал «Вокруг Света» №11 за 1971 год - страница 6

Исследователь считает, что его гипотеза приложима к изучению всех сходных с Уралом горных структур. С этих позиций он, в частности, приступил сейчас к переоценке истории образования Гималаев.

А. Харьковский, наш спец. корр.

Когда музы не молчат

Цицерон был не прав, утверждая: «Когда гремит оружие, музы молчат».

Седьмой год во Вьетнаме не утихают гул разрывов авиабомб и рев самолетных турбин, седьмой год стволы скорострельных зениток и жала ракет нацелены в небо, откуда в любой момент может прилететь смерть, сработанная бог знает в каком далеке. Но «пушечный разговор» не смог заставить музы замолчать.

В Ханое даже в дни самых сильных бомбардировок были открыты ворота храма литературы и искусства. И люди приходили в этот тенистый парк, чтобы побродить по дорожкам, выложенным изразцовой плиткой, постоять под рогатыми крышами храма, отделанными с изыском мастерами древности, полюбоваться карликовыми деревьями в кадках, возраст которых не одна сотня лет.

Каменные черепахи, символ мудрости и одаренности, зарылись по самые панцири в густую зелень травы. И лишь базальтовые плиты, возвышающиеся перед ними, тонкими узорами древней письменности свидетельствуют о жарких схватках поэтов и художников, которые происходили здесь многие века назад.

История вьетнамского народа — это история борьбы за свою независимость из поколения в поколение. Это война против поработителей с севера, против завоевателей с востока, против колонизаторов, мечом и «крестом господним» пытавшихся утвердиться на этой благодатной земле. И в самые трудные для страны годы в храм приходили воины-поэты, воины-певцы, воины-художники. Их ждали походы и битвы, их ждала суровая работа воина, а зачастую смерть. Но это было в будущем, пока же они состязались в поэзии, музыке, живописи. И победителей ждало бессмертие — их имена и наиболее значимые изречения камнетесы тут же высекали на базальтовой плите.

Потом, когда страна отражала опасность, художники, поэты, музыканты — все, кто уцелел, — собирались в храме вновь, чтобы определить нового победителя. И если прочесть надписи на базальтовых плитах, то можно заметить характерную закономерность. На плитах, где перед битвами запечатлены изречения и цитаты, оброненные во время поэтических ристалищ, каждое слово дышит романтической пылкостью. На плитах, свидетельствующих о состязаниях, состоявшихся после битв, в каждом слове — спокойствие воина и мудрость человека, потерявшего в бою брата и друга, познавшего горечь временных поражений, пьянящее чувство победы и непроходящую боль утраты.

Сегодня рядом с базальтовыми плитами в храме литературы и искусства в Ханое белеют листы газетных полос. На них стихи и поэмы, повести и рассказы, написанные непосредственными участниками драматических событий. Может быть, позже, когда минует война, в храме литературы и искусства перед одной из черепах появится новая базальтовая плита с именами и изречениями летописцев нынешних суровых лет. Может быть. А пока в маленькой мастерской у входа в храм искусные руки художника гравируют на куске обшивки сбитого американского самолета небольшую картину, повествующую о мирной жизни, — буйвол тянет плуг, и крестьянин, напрягшись, крепко сжимает его дрожащие ручки.

Цицерон был не прав — музы не молчат, хотя и гремит оружие.

Горсть риса

На паромной переправе одной из многочисленных рек слепой солдат пел долгую песню. Слова, сплетенные нехитрой мелодией, под аккомпанемент нома и размеренный стук катерного движка падали в души людей, словно зерна на вспаханную землю. И совсем как у нас в России, пригорюнившись, слушали певца крестьянки, везущие на воскресный базар то, что испокон веков выращивают в деревне, — апельсины, грозди янтарных бананов, связки редьки. Мужчины загрубелыми пальцами сосредоточенно разминали пересохшие сигареты и жестом просили огонька у соседа. А солдат, которому напалм выжег глаза, все вел свою неспешную песню...

Шепотом, слово за словом, торопливо переводил песню переводчик. И меня поразило, что была она не об изнурительных боях, не о разрывах бомб и боли утрат. Ослепленный напалмом человек пел о горсти риса, о том, как ломит спину у земледельца, когда тот по колено в воде сажает немощные стебельки, о вязкой глине, засасывающей ноги крестьянина, о земле, за которой любовно ухаживает человек уже многие сотни лет...