Журнал «Вокруг Света» №11 за 1983 год - страница 19
— А у моей мамы бурки похожи на эти и тоже с узором, — проговорила одна девчушка, показывая на торбаса. — Только они не из Якутии, мама купила их у лопарей...
— Что за лопари?
Вопрос был уже обращен ко мне.
— Так раньше называли саамов, коренных жителей Кольского Севера. В старину они вели полукочевой образ жизни, и главным их занятием было, да и ныне остается, оленеводство. Сейчас саамы живут в самом центре Кольской тундры...
Я предложил ребятам заняться изучением народного творчества саамов.
Мы перерыли десятки книг, но о саамах нашли немногое. Наибольший интерес вызвала монография Н. Н. Харузина «Русские лопари», 1890 года издания. И все-таки ребята почувствовали, что искусство саамов им близко, но как подступиться к нему?
Как-то один из кружковцев принес на занятие самодельную грабилку — нечто вроде совка для сбора ягод. Грабилка была покрыта резьбой, в которой преобладали геометрические фигуры с неглубоким узором. Она отличалась от известной мне резьбы простотой исполнения.
— Откуда эта грабилка? — спросил я мальчика.
— Из Ловозера. Мри дедушка там живет.
О Ловозере мне приходилось слышать не раз, и давно уже я собирался там побывать. Еле дождался осенних каникул.
И вот за окнами автобуса бегут сопки, озера, разноцветные дома Мончегорска, города горняков и металлургов, постройки Оленьей — станции, выросшей в дикой тундре. И снова — сопки, покрытые багряно-золотистым осенним лесом, усыпанные снегом. Кажется, что лето, осень и зима назначили здесь в этот миг встречу...
Вскоре у подножия Хибин я заметил разбросанные среди одиноких деревьев деревянные домики. Около домов — оленьи нарты. На берегу небольшой речушки Вирмы — лодки. Лай собак будит утреннюю тишину, что стоит над старинным саамским селом Ловозеро.
Ближе к полудню я отправился в гости к Василию Николаевичу Голых.
Мастера-саама застал за работой. Он делал пуговицы для соединения отдельных элементов оленьей упряжи.
— Неужели на станке? — спросил я мастера, любуясь совершенством формы пуговицы.
Он, сдержанно улыбаясь, отрицательно покачал головой.
— Смотри. — И стал отрезать заготовку от рога, тут же поясняя: — Это рог самца, он более крепкий. Сначала размягчаю заготовку в кипятке, затем ножом придаю округлую форму, этим же ножом сверлю отверстие и туго насаживаю заготовку на березовый стержень. Теперь обрабатываю.
Он взял стержень в левую руку, нож — в правую и, прижав большим пальцем левой руки лезвие ножа к заготовке, стал вращать стержень по солнцу. Вскоре у него на ладони лежала пуговица.
— Вот и все.
Видя мое восхищение его нехитрой поделкой, мастер раздобрился.
— Вот посмотри, это по-саамски «нескемь», скобель для обработки шкур, еще дед делал, видишь — резной. А я «тохп» делаю — ножны из оленьего рога. Эта игольница вышита бисером, старинная. А вот это все, — и он показал снаряжение пастуха-оленевода: пимы, малицу, — работа жены. Она у меня мастерица, обшивает и меня и других, работает в мастерской по пошиву меховых изделий. Ведь из молодых сейчас мало кто может. Да и сам я не много что умею. Вот Коньков, он теперь на станции Пулозеро обосновался, тот все умеет. Ты к нему съезди.
Расстались мы с Василием Николаевичем друзьями.
Многими находками порадовало меня Ловозеро. Удалось найти несколько грабилок, которые различались по форме и рисунку резьбы. Одни были сделаны более полвека назад, другие — сравнительно недавно. Саамы превратили этот простой инструмент в настоящее произведение искусства. Почти на всех грабилках начиная с 30-х годов стояли инициалы мастера и год изготовления.
Посчастливилось мне обнаружить и прялку, причем складную. Своей конструкцией она сильно отличалась от виденных мной ранее. Резьба на ней ни в чем не уступала резьбе на грабилках, а в отдельных местах была даже сложнее и интереснее. Хотя общее в рисунке, безусловно, чувствовалось...
Надо ли говорить, что после моего возвращения из Ловозера занятия в кружке пошли по-другому.
Шло время...
Однажды летний отпуск привел меня на железнодорожный полустанок Пул-озеро. В то время я уже работал в Мурманском педагогическом институте.