Журнал «Вокруг Света» №12 за 1974 год - страница 15

И вот сейчас Пашка сидел на корневище, а мимо двигалась цепочка людей с мешками и бревнами. Под основание вышки продолжали забивать стволы деревьев, пни, затем пошел в ход и цемент.

— Мне надоели и эти вагончики и болото, которое вы называете тайгой!

Его не слушали, продолжали работать. Наконец Бурдин дал команду:

— Отбой, парни. Отдыхать! В балки!

Кто-то усомнился:

— Неужели успокоился? Надолго ли?

— Может быть, здесь и отдохнем? А то одевайся, раздевайся — время только идет.

Но Бурдин уверенно направился к вагончикам, за ним остальные. Замыкал шествие Пашка.

Через полчаса буровая словно вымерла. Каждый спал в позе, в которой сон свалил его, кто полураздетым, кто с папиросой в зубах. Не спал только Сергей Яцков на буровой. Он дежурил у скважины, потом его должен был сменить Бурдин.

Первым открыл глаза Федя. Стояла неестественная тишина, ни один механизм не работал. Бульдозерист вскочил, но тут же вспомнил, что плывун остановлен и что за ним наблюдает бурильщик.

Федя оделся и пошел к вышке. Там Яцков расхаживал у основания и напевал себе под нос, чтобы не так томительно тянулись часы. Федя никогда не видел бурильщика поющим, он и разговаривал-то редко.

— Сергей, а Сергей, давай я тебя сменю.

Яцков встрепенулся, словно его разбудили.

— Спасибо, Федя, нельзя, Бурдин должен меня менять.

— А что же теперь? Может, опять цемент таскать придется?

— Все может быть.

— А если остановили плывун? Как теперь бурить?

— Отцентрируем вышку и забуримся в сторону.

Они присели. Парнишке захотелось рассказать Сергею, который был старше всего на несколько лет, о том, как в первое время хотел все бросить и уехать.

— Так всегда бывает, — отвечал ему Сергей.

Один сразу бежит без оглядки, другой «ломается» в трудную минуту, вроде Пашки, но большинство остаются...

Плывун молчал. Люди выколачивали одежду, пропитавшуюся цементной пылью, пришивали оторванные пуговицы, рукава, мылись, брились. Бурдин как ни в чем не бывало сидел с Федором за очередной шахматной партией.

Еще через день прилетел вертолет со второй вахтой. Машина работала винтами над чистой поляной возле вагончиков. На землю летели рюкзаки, спальные мешки, высаживались люди.

— Целы? Не уплыли?

— Больные есть?

— Есть! Забирай этого парня. Пашка опустил глаза.

Рядом стоял маленький щупленький Федя.

— Нет, не этого.

— Сергей! Разреши остаться!

— Лети, парень, — заговорили доброжелательно вокруг.

— Сергей, разреши остаться! Яцков нахмурился.

— Смотри сам...

Пилот задвинул дверцу кабины, поднял машину в воздух. На прощание дал круг над покосившейся вышкой и взял курс на базу. Под вертолетом плыли озера, реки, неизвестно где берущие начало и неизвестно где кончающиеся, сосновые гривы, болота, покрытые чахлыми березками и зелеными крапинками елей. Северное солнце завершало свой очередной круг

Андрей Фролов

Две хроники весны, лета и осени...

В этот день сияло солнце. И небо было лазурным, как и полагается небу, раскинувшемуся над «краем олив и лавров». Но все-таки основным цветом был не голубой, а красный. Море красного цвета затопило Лиссабон: алые гвоздики, приколотые к платьям, гимнастеркам, рубашкам, «заряженные» в винтовки, расцветившие окна и стены домов — стали символом новой Португалии, паролем народа, свергнувшего фашистскую диктатуру.

И плескалось море людей. Лиссабонцы смеялись, веселились, танцевали бессмертное народное фадо, бразильские самбу и лунду, пели песни старинные и новейшие — композитора Жозе Афонсу, автора «Грандолы», мелодия которой послужила сигналом к восстанию 25 апреля 1974 года.

Митинги возникали стихийно. Они устраивались и на улице Антонио Серпа, где теперь размещаются ЦК ПКП и редакция «Аванте». И на авенида да Либердади — проспекте Свободы, по которому войска шли захватывать министерство обороны, радиостанцию, телеграф. И у моста 25 апреля, бывшего моста имени Салазара, перекинувшегося через широкое устье Тежу, откуда много-много лет назад уплывали к дальним берегам каравеллы Магеллана и куда в день переворота вошли корабли военных моряков, примкнувших к восставшим. И на старых площадях Комерсио, Россиу, дуз Рестаурадориш, где бронзовые властелины былых веков — разные Педру и Жозе — с изумлением и испугом взирали на красные по белому лозунги, протянувшиеся по стенам дворцов и их собственным постаментам: «Вооруженные силы + народ =свободная Португалия»; «За народ, за труд, за равного тебе и за тебя самого!»; «Когда народ един — он непобедим!»