Журнал «Вокруг Света» №12 за 1979 год - страница 24

стр.

В лазарете нам оказали необходимую помощь, и все были так внимательны, что мы не знаем, как благодарить. Возвращаемся домой».

— Так-то вот. Не каждый способен мериться силой с океаном...

Я выхожу на пустую верхнюю палубу и иду вдоль вереницы закрытых брезентом шлюпок.

Белая россыпь созвездий — четкая, как в планетарии, — так близка, что хочется достать рукой. Тишина нарушается лишь шлепаньем волн о борта металлической громадины, одиноко несущейся в ночи. Мне кажется, что я ощущаю усталость судна, на котором тысячи миль, жара и влага тропиков, морская соль оставили свои знаки, как шрамы на теле бойца. Я разделяю острую тоску по родному берегу с моряками, которые столько раз за месяцы плавания меняют климат и распорядок жизни, но неизменно, в шторм и зной, несут свою вахту.

Переливы огней Гаваны выплеснулись из ночи навстречу «Руставели». Слева по курсу осторожно мигали маяки.

Назаренко появился на мостике, когда первые лучи солнца запрыгали по ряби океана, «зайчиками» отразились от стекол идущего к нам катерка.

— Всегда хочется встречать новую землю с восходом солнца, будто сам ее открываешь, а прощаться при заходе. Вы не видели закаты на островах Океании? Словами просто не передашь: громадный диск солнца медленно заглатывается морем — все оттенки красного, от нежно-розового до багрового. Где бы я ни был, эти закаты стоят перед глазами, мне их не хватает. Есть в моряках что-то цыганское — не можем сидеть на одном месте, на берегу. Даже семья тут не удержит... — Капитан, оборвав фразу, показывает биноклем на катер. — Лоцман уже идет.

На катере мне бросились в глаза выцветшие русые чубы загорелых ребят в тельняшках. Кто же это такие?

Катерок покрутился около кормы, наконец пришвартовался, и на мостик поднялся неторопливый кубинский моряк.

— Алексис Адуа, лоцман, — представился он.

— Старший лоцман, — добавила кубинская переводчица. —

Уже семь лет, а до этого много плавал капитаном.

Алексис Адуа, щелкнув зажигалкой, задымил «короной» и пыхнул ароматным дымком в сторону катера:

— Привез советских водолазов. Океан омывает Кубу — что только не плавает в нем. Пусть посмотрят на всякий случай, не прицепилась ли мина к днищу.

Перед Гаваной в океане нет якорной стоянки — слишком большая глубина. Поэтому мы дрейфуем вместе с другими судами.

— Землячку догнали, — оживился Назаренко. — Кто знает, кем бы я стал, если бы не красавица «Россия», которую встречала вся Одесса на Крымском причале... В детстве я днями пропадал на берегу и летом становился прокопченным, как таранька. Море тянуло неудержимо: спокойное — синее и зеленое, бурное — серое, в тяжелых валах. Все мои друзья, конечно, хотели стать моряками. Я знал, когда приходит «Россия», и со всех ног мчался ее встречать. Протяжно гудя, надвигалось на причал громадным корпусом судно, и где-то высоко на мостике, весь в белом и золотом, недостижимой мальчишеской мечтой сиял капитан. Я ничего другого в жизни не желал, как стать таким же...

«Руставели» медленно разворачивался, открывая вид на неровный частокол небоскребов Гаваны.

— Левая, малый ход вперед.

— Правая, полный...

Проводится маневр на вход в порт: это узкая горловина, ведущая в удобную гавань, защищенную от ветров и волн скалами. Слева высится белая крепость Моро, мимо которой наш громоздкий теплоход осторожно проскальзывает в бухту. Справа проплывает длиннейший Малекон — знаменитая набережная Гаваны, на которой толпы людей в разноцветных одеждах машут нам яркими платками.

Сейчас на мостике был незнакомый для меня Назаренко. Исчезла обычная приветливость и улыбка, капитан деловит и краток в отрывистых командах: он отвечает за сотни жизней и сложную махину судна.

Навстречу бежит, попыхивая, старомодный водный трамвайчик, похожий на теремок, даже на окошечках — занавески. Вокруг шустрят пароходики и буксиры, а капитан выполняет маневры в узкой бухте.

...Когда «Шота» шел по Балтийскому морю, Назаренко не уходил с мостика — опасался наткнуться на кого-нибудь в знаменитых туманах.

— В проливах сотни судов, а столкновение, особенно с танкером, так страшно своими последствиями, что я исключаю его из практики, — говорит он.