Журнал "Вокруг Света" №6 за 1997 год - страница 31
— А пойдемте с нами в море, — предлагает Гончаров, — посмотрите, что у нас за зверь такой. Только «добро» у начальства возьмите.
«Добро» получено, и ранним мглистым утром «Бора» стала сниматься со швартовых. Но прежде чем корма отошла от стенки, экипаж изрядно поавралил, чтобы корабль стал готов к бою и походу. И дело даже не в том, что в команде не хватает старшин и матросов, а в том, что сложная полуавиационная техника требует специальной подготовки, которая проводится не техническим экипажем как надо бы, а силами самих офицеров и мичманов — как велит ее благородие госпожа Нужда.
Не дай Бог, какая-нибудь неполадка. Заводские специалисты давно распущены, разбежались по фирмам да частным мастерским. Правда, и командир, и старпом, и механик знают пока что, кого и откуда «высвистывать». Звонят, посылают ходоков. Дальше начинается торг: «А что дадите?»
Ремонтных денег ни у экипажа, ни у бригады, ни у кого на флоте нет. И спецы это знают.
«Дам риса, тушенки, шила (спирта)», — обещает командир. — «А шила сколько?» — «Вот столько». — «Приду».
Продукты для расплаты с ремонтниками офицеры выкраивают из своих пайков. Лишь бы не стоять у стенки, лишь бы выходить в море. Не зря «Бору» называют в Севастополе «кораблем единомышленников».
Шквальный ветер вздувает брезенты на соседних кораблях. Штормовая февральская мгла заволокла дамбу, белую подковку Константиновской батареи, выход из бухты. «Вира» может выходить практически в любую черноморскую непогоду. Ее корпус — катамаран — движется на совершенно новом принципе динамического поддержания на воде: мощные воздушные нагнетатели приподнимают корабль, резко уменьшая его осадку, но при этом он не летит над морем, как классическое судно на воздушной подушке, а несется в водоизмещающем режиме, Вой прогреваемых турбин пронизывает весь корпус. Вибрирует палуба, дрожат переборки. Три кота-крысолова с расширенными от ужаса глазами нервно бьют хвостами.
— Осторожнее! — предупреждает капитан 3 ранга Владимир Ермолаев. — Не берите на руки — вцепятся. Они на выходе дуреют.
Я обхожу котов-мореманов стороной. Зато корабельный пес Граф лежит как ни в чем не бывало на юте у флагштока и караулит в голубом соляровом дыму сходню.
Затея осмотреть «Бору» сверху донизу не увенчалась успехом. Несмотря на компактные размеры — 64 метра в длину, 17 — в ширину, — на корабле 197 различных помещений, выгородок, отсеков, кают, рубок, кубриков. Успели только заглянуть с заместителем командира Ермолаевым в машинное отделение да в ПЭЖ — пост энергетики и живучести, где за многопанельным пультом — в обиходе «пианино» — восседал инженер-механик старший лейтенант Голубков. Ему мало восхищения гостя, слегка ошалевшего от всего увиденного и услышанного на корабле XXI века, и он добивает его, то есть меня, замечанием профессионала:
— По энерговооруженности на тонну водоизмещения «Бора» самый мощный корабль в мире. У турок таких нет. Да и у американцев тоже.
Еще остается немного времени, чтобы спуститься в грохочущую преисподнюю эскадренного ракетоносца.
— Может, не стоит, а? — морщится мой гид.
— Стоит.
По вертикальному трапу спускаемся в стальную прорубь энергоотсека. Воздух, спрессованный чудовищным грохотом, больно бьет в уши. Чашки шумофонов не спасают, и матросы прибегают к старому испытанному методу — вставляют в уши мини-лампочки от фонариков. Это им, машинной вахте, приходится расплачиваться за рекордную скорость своим здоровьем.
Находиться здесь во время движения, среди бушующих в цилиндрах и трубопроводах энергий, давлений, напряжений, — жутковато. Техника до конца не объезжена, не зря «Бору» между собой моряки зовут «корабль — триста неожиданностей». В каждом выходе — риск боевого похода. Для этих парней — турбинистов, мотористов, электриков — что мир, что война. Смерть от выброса раскаленного масла или удара током для них более вероятна, чем гибель от ударившей ракеты. Я бы всем им выдавал удостоверения льготников, как «афганцам»...
Поднимаемся в ходовую рубку. Командир в ожидании последней команды оперативного ходит из угла в угол, как рысь по клетке. Тоскует и рулевой в кресле перед самолетного вида штурвалом. В буквальном смысле ждем у моря погоды: на открытом рейде шторм крепчает. Возьмут да и отменят выход, чего ради любимым детищем комфлота рисковать?