Жуть-2 - страница 13

стр.

Топор ударил стражнику в лицо, и он упал. Но тут же попытался встать, заливая землю кровью. Через стекло Миних с ужасом увидел, что сделала с ним алебарда – одна сторона головы стражника была отсечена, болтались кровавые лоскуты плоти.

Экзорцист поднял руку – широкий рукав спал до запястья – и щёлкнул пальцами. Стражник с алебардой снова размахнулся и свалил раненого с ног, проломив череп. Затем аккуратно положил топор на булыжник дорожки, воткнув острым обухом в шов, так, чтобы полумесяц лезвия смотрел в мрачное небо, и, примерившись в рост, упал на него шеей.

У Миниха потемнело в глазах, горло перехватило.

Губернатор на обессиленных ногах добрёл до стола, уронил себя в кресло и рванул ящик. Внизу истошно завопили, ритмично застучало, будто кто-то бился головой о стену. Он уже слышал поднимающиеся по лестнице шаги. Две пары ног в мягкой обуви.

– Безмерность грехов! Вонь греховности! Её могут заглушить только костры! Haeretica pessimi3!

Экзорцист вошёл в кабинет и вперил в Миниха серебро глаз, прячущихся в темноте капюшона. Следом появился монах: замер в дверях, глядя на лестницу, и смотрел до тех пор, пока крики, стоны и стук внизу не прекратились. К своему краткому удивлению – губернатора колотило от страха, мысли дробились – последнюю фразу экзорциста Миних не понял, хотя готов был поклясться, что знает каждое слово… знал.

Плотный испанец заскользил вдоль стены к столу. Миниха трясло словно в малярийном ознобе. Двуствольный кремниевый пистолет скакал в руках, он пытался направить дуло в сторону экзорциста.

– Ваш город – яма, наполненная греховными страстями! И способы их удовлетворения воистину омерзительны в своём разнообразии, – произнесли невидимые губы. Человек в балахоне с капюшоном подступал ближе. Молчаливый монах стоял в дверях, сложив руки на впалой груди.

– Ни шагу… болей… выстрелю… – выдавил Миних, пытаясь положить палец на курок.

Экзорцист рассмеялся. Он сделал странный знак кистью – руки губернатора неожиданно перестали трястись, он взвёл курок, затем против своей воли перехватил пистолет правой рукой, развернул и сунул длинные стволы себе в рот. Холодный металл уткнулся в нёбо.

– Bien4? Не промахнётесь? – спросил испанец. – И на дорогах мыслей стерегут разбойники, верно? Ужасно, когда теряешь контроль над своим телом…

Миних чувствовал вонь, истекающую от экзорциста. Так пахнет заваленная трупами река, залитые нечистотами улицы.

– Вы хотели избавиться от призрака, а получили молот, который ударит огнём и железом по всем еретикам этого города. Вы смешны… Дух покойного императора – простой фигляр, дурачок. Проступки этого обманщика перед господом ничтожны среди грязи улиц и душ… Всюду el infierno, la herejía5!.. Выбрось его! За преступления пусть карает закон, а за грехи – буду карать я.

Губернатор извлёк мокрые стволы изо рта и отшвырнул пистолет в сторону. Как бы он не желал это сделать – сделал всё-таки не он. Его тело слушалось испанца.

Экзорцист был уже в двух шагах, стоял по другую сторону стола.

Миних не мог пошевелить даже пальцем.

– Ты ответишь… – язык ещё принадлежал ему.

Когда испанец смеялся, волны разложения, накатывающие от него, стали невыносимыми.

– Почему бы людям не брать пример с животных? Радоваться каждому дню. Петух воспевает даже то утро, когда окажется в супе. А вы? – сказал экзорцист. Он перестал хихикать.

– Beelzebub! Astaroth! Shabriri! Azazel! Osiris! Nikta! Per nomina praedicta super, conjuro te!6

Губернатор перестал понимать латынь… он осознал, что не помнит, чем занимались монахи в Петербурге эти два… три?.. дня после прибытия… не помнит многого… даже детство в болотистом Вюстелянде… осталось только название волости, но тоже истлевало, уходило…

– Per nomen sigilli! Сonjuro et confirmo vos, demons fortes et potentes, in nomine fortis, metuendissimi et benedicti: Adonay, Elohim, Saday, Eye, Asanie, Asarie7

Острая боль в животе сложила его пополам. Миних ударился лбом о край стола, вывалился из кресла. Рвота и кровь хлынула на доски. Он повалился лицом вниз, со свистом дыша, парик слетел с головы. Никогда в жизни ему не было так больно.