Жуткие чудо-дети - страница 7

— Как это не притрагивалась, — возразила маленькая племянница. — Я же своими глазами видела, как ты чуть ли не полблюда умяла.

— Да это просто наглая ложь, — прогремела в ответ Милдред. — Ты что, забыла девятую заповедь? Не давай ложного свидетельства на ближнего твоего! Но помяни мое слово — это тебе так не пройдет! Отныне, вздумаешь только на кого грязную напраслину возводить, изо рта у тебя всякий раз мерзкая малюсенькая жаба выскакивать будет!

Бедная Мелинда лишилась от возмущения дара речи. Что позволяет себе эта старая ведьма! Сначала лжет самым бесстыдным образом, а потом еще любовь к истине берется проповедовать! И вдобавок эти смехотворные угрозы, которыми можно запугать какую-нибудь малолетку, но не десятилетнюю же девочку, прекрасно понимающую что к чему! Внешне Мелинда отреагировала на такую наглость с завидным самообладанием, однако для себя твердо решила при первом удобном случае проучить старое пугало.

Когда на следующей день Мелинда спустилась в гостиную и застала там за вязаньем тетушку Милдред, то, помедлив поначалу в нерешительности, собралась-таки с духом и, пожелав тетушке доброго утра, спросила самым что ни на есть невинным тоном:

— Послушай, тетушка, а зачем ты все время в мамин стаканчик для зубной щетки писаешь?

Не успела она произнести последнее слово, как на языке у нее что-то зашевелилось, и — надо же — сквозь ее алые губки протиснулась и вылезла наружу малюсенькая жаба.

— Смотри-ка! — воскликнула тетушка Милдред и захихикала при виде склизкого серо-бурого создания, запрыгавшего по полу. — Ну что я тебе говорила!

На мгновение Мелинда просто остолбенела от ужаса, а когда чуть опомнилась, то вихрем, не произнеся больше ни слова, умчалась к себе наверх и зарылась в подушку своим милым личиком.

До отъезда тетушки Милдред она больше не спускалась вниз. Мало-помалу ей становилось ясно: если колдовство, насланное старой мымрой, не рассеется, то ее в ближайшее время ждут в жизни серьезные осложнения. Но, может быть, волшебные чары действовали лишь в присутствии этой ужасной тетушки Милдред? Или проклятие и теперь, после ее исчезновения, остается в силе? Выяснить это проще всего было путем эксперимента. Мелинда встала у себя в комнате перед зеркалом и провозгласила: «Я умерла» — и тут же изо рта ее выползла новая крошечная жаба. Сомнений не оставалось — впредь ей придется следить за каждым своим словом!

— Но мне-то за что?! — сокрушалась бедная девочка. — Все вокруг, включая тетушку Милдред, могут болтать, что им вздумается, неважно, правда это или неправда, и никакие мерзкие животные у них при этом изо рта не выскакивают. А мне почему нельзя? Это нечестно! — Она схватила скользкое крошечное создание и швырнула его в окошко.

В критических ситуациях в человеке всегда проявляются подлинные его задатки. Несмотря на отчаянность положения, Мелинда не утратила способности смотреть на вещи философски. Отличить истину от лжи, рассуждала она, не так-то легко, как можно предположить. Когда человек в силу обстоятельств оказывается вынужден говорить правду и только правду, он неизбежно и очень скоро сталкивается с серьезными трудностями. Для начала приходилось принять тот бесспорный факт, что знать всей правды не может никто. Кроме того, нельзя было валить в одну кучу и все разновидности неправды. С моральной точки зрения существует большая разница между неправдой, которая говорится по неведению, по заблуждению, по забывчивости, по ошибке или просто по глупости, и явной ложью, когда ввести в заблуждение хотят намеренно. Но и в этом последнем случае предстояло распутать целый клубок всевозможных вариантов. Взять с потолка, наврать с три короба, втирать очки или вешать лапшу на уши — все это было далеко не одно и то же. Охотничьи небылицы нельзя путать с матросскими байками, а «врать не краснея» — значит нечто иное, чем «врать как по печатному» — изречение, особо пугавшее Мелинду своими последствиями. А если хорошенько вдуматься, то как же, собственно говоря, следует относиться ко всякого рода недомолвкам и околичностям? Разве мыслимо без них любое человеческое общение? Кроме того, не совсем четко представляла себе Мелинда, где проходит граница между ложью явной, ложью благонамеренной и простыми россказнями. Она решила обратиться за помощью к словарю и вычитала там, что россказни есть «болтовня, балагурство, потешные рассказы», которые никому не приносят вреда и ничьей репутации не порочат, а служат скорее для развлечения слушателей. Другая книга разъясняла, что благонамеренная ложь, то есть «продиктованная благими побуждениями, не только простительна, но и полезна и даже необходима». Полезна и даже необходима! Это же в корне меняет дело, начала соображать Мелинда, но не была уверена, что и прыткие амфибии будут считаться с подобными тонкостями формулировок, столь дорогими сердцу любого философа.