Жюль Верн и вопросы развития научно-фантастического романа - страница 12
«Вот мы уже устроились в самом сердце Америки! — восклицает Шульце. — Дайте нам остров или два недалеко от Японии, и вы увидите, как мы зашагаем по всему свету!»
Злодейские замыслы Шульце — сначала уничтожить Франсвиль, а потом приступить к завоеванию мирового господства — во-время разгаданы другом Саразена, молодым инженером Марселем Брукманом. Роман завершается аллегорической картиной бесславной гибели Шульце и превращением его зловещего Штальштадта в крепость для обороны Франсвиля. Идеи гуманизма и демократии, таким образом, торжествуют победу. В развязке романа полностью проявился социальный оптимизм Жюля Верна, его непоколебимая вера в грядущее торжество демократических сил.
Но каким путем мыслил Жюль Верн переход от дурного настоящего к светлому будущему, воплощенному в образе чудесного Франсвиля, города-мечты?
Надежды на лучшее будущее он возлагал главным образом на прогресс науки и техники, который, как ему казалось, изменит со временем «весь политический и гражданский строй нашей жизни». Великий фантаст не понимал того, что наука и техника сами по себе не могут вызвать коренных социальных преобразований. Писатель поет гимны науке, как величайшей и чуть ли не единственной преобразующей силе, верит в ее безграничное могущество, в ее благотворное, облагораживающее влияние на человечество. И в то же время он остро, даже с некоторым трагизмом, ощущает исконную враждебность мира капиталистической конкуренции научному новаторству. Своего героя — изобретателя Жюль Верн обычно рисует окруженным глухой стеной непонимания и враждебности. Гордый, одинокий отшельник, овеянный романтической таинственностью, совершает великое открытие или строит замечательную машину вдали от людей, от общества. Капитан Немо, инженер Робур и другие изобретатели держат свои открытия в секрете, не ставят их на службу обществу, а используют как оружие в борьбе с социальной несправедливостью или как средство, позволяющее им противопоставить себя буржуазному государству и бросить вызов дурным законам. Они оправдывают свой индивидуализм и нежелание раскрыть тайну научного открытия или изобретения преждевременностью его появления.
«Граждане Соединенных Штатов, — заявляет Робур в своей прощальной речи, — я произвел опыт и в то же время пришел к убеждению, что никогда не надо торопиться ни с чем, даже с прогрессом. Всему свое время, и сама наука не должна слишком опережать средние умы. Все должно следовать постепенно, а не скачками. Всему свое время. Передать мое изобретение людям еще рано. Человечество еще не созрело для всеобщего братского союза. Я улетаю и уношу свою тайну с собой, но она не будет потеряна для людей. Они узнают ее в тот день, когда окажутся достаточно подготовленными, чтобы ею воспользоваться, и достаточно разумными и нравственными, чтобы не употребить ее во зло».
(«Робур-завоеватель»)
Таковы наивные утопические идеи Жюля Верна, приверженность которым он сохранил до конца жизни.
Конфликт между творческой личностью и общественной средой часто получает в его романах трагическое разрешение: погибает либо герой, либо изобретение. В дальнейшем, когда антагонистические противоречия капиталистического общества еще более усилились, утопическая мечта Жюля Верна о счастливом будущем человечества, к которому его должен привести научный и технический прогресс, отодвинулась в еще более неясную, туманную даль, и в творчестве писателя появились новые мотивы.
Поздние романы
В конце XIX в. в творчестве писателя намечается известная эволюция, но не угасание и упадок, которые обычно усматривают его буржуазные биографы, сознательно игнорирующие обличительную направленность поздних романов, а редкий в старческие годы духовный и творческий подъем.
В поздних произведениях Жюля Верна заметно нарастает политическая и социальная острота. Мысль писателя делается более зрелой и глубокой. Он становится еще более нетерпимым к злу, что приносит народам мира господство империализма. Свойственная ему добродушная усмешка нередко переходит в горькую иронию, беззлобный юмор — в гротеск и сатиру. В некоторых романах преобладает мрачная трагическая атмосфера. Писатель уже окончательно разуверился в возможности мирного прогресса в существующих условиях, а методы революционной борьбы оставались для него чуждыми.