Зима в горах - страница 6

Семь лет назад Уэйн отметил свое сорокалетие. Уже тогда и следа не осталось от той анархической «рассерженности», которая владела им в середине 50-х годов. Но пришла «рассерженность» другая — более зрелая и целенаправленная, как у Роджера Фэрнивалла, «ввязавшегося» в борьбу Гэрета, Айво, Гито и Мэдога — валлийских патриотов. И если Роджер, конечно, и не автопортрет, связь этого образа с Уэйном невозможно не заметить. Как нельзя недооценивать значение «воспитания» Роджера в горах Северного Уэльса.

Это «воспитание» происходит не сразу, как и все в валлийской эпопее Уэйна. Оно начинается тогда, когда столичный интеллигент внезапно ощущает отвращение к комфортабельной гостинице, в которой он остановился. «…Этот отель с его мещанским комфортом… был до ужаса тривиален. А вот Гэрет и его автобус — здесь была настоящая жизнь, здесь таилась трагедия».

Роджер томится одиночеством или, точнее, отсутствием связи О окружающими людьми, их борьбой, их заботами. Впервые он мучительно ощущает это одиночество, проходя однажды мимо часовни, где собираются прихожане: «Роджеру захотелось присоединиться (подчеркнуто мною. — В. И.) к ним — просто для того, чтобы постоять на людях и вместе с ними принять участие в чем-то таком, что хотя бы на время поднимет их и его вместе с ними над острыми зазубринами личных забот». Но подобное «соучастие» его, понятно, но устраивает. Он продолжает искать и наконец находит то, к чему всю жизнь тянулся — «большее небо» (которое искал, но не мог найти Джири, герой «Меньшего неба»), настоящую жизнь.

Щемящая тоска, неудовлетворенность и одиночество отступают. Постепенно рождаются новые чувства и настроения — счастье признания людьми труда и осознанной цели в жизни.

Товарищество, не испытанное никогда прежде, ощущается Роджером острее, чем любовь Дженни. Недаром оно и рисуется в значительно более теплых красках, и художественно сильней и убедительней.

Высшая стадия «воспитания» Роджера — ощущение им боевого духа, радости борьбы за правое дело — «лучшего, что есть в жизни».

Впервые в творческой биографии Уэйна в романе «Зима в горах» появляется попытка нащупать какую-то — пусть еще смутную — положительную программу. Споря с Марио о самоуправлении, Роджер говорит: «Мне угодно, чтобы все люди были равны, свободны и доброжелательны». Самоуправление для него «искусственная проблема». Реальны же — «жестокость, алчность, тирания, власть богатых, которые могут припереть бедняка к стене…»

Писатель разделяет гнев и убеждения нарисованного им английского интеллигента. Этот роман лишен грусти, столь острой в его предыдущей книге «Меньшее небо». Может быть, потому, что сам Уэйн нашел выход к большему небу, оставшемуся для героя того романа заказанным. И прежде всего на путях преодоления одиночества.

Как бы дальше ни пошло развитие Уэйна (сложна обстановка, в которой он живет и пишет), «Зима в горах» заслуживает внимания и вызывает живой интерес и как значительное произведение современной английской прозы, и как человеческий документ, помогающий лучше понять ее автора.

Он проявлял настойчивость в желаньях

И к цели с бурным мужеством стремился,

Но одиночество с ума его сводило.

У. В. Йейтс

Твердыни гор, как облака, сияли.

Вордсворт[3]

Человек с лопатой нагнулся и сбросил землю на гроб Джеффри. Он явно спешил поскорее засыпать могилу и перейти к следующей. Люди все время умирают — прохлаждаться некогда.

Роджер смотрел вниз на блестящий гроб. Еще одна лопата земли с громким стуком упала на крышку. Если бы Джеффри лежал живой в этом ящике с медными ручками, от такого грохота у него заныли бы барабанные перепонки.

Пора было уходить. Но прежде надо бы вернуть себя к реальности, избавиться от ощущения, что все это во сне. Он только сейчас понял, что ни слова не слышал из заупокойной службы. Ее служил кладбищенский капеллан, или как там его зовут, не поддающаяся описанию личность с крючковатым носом. Роджер вдруг обнаружил, что капеллан все еще стоит рядом.

— Никто больше не придет прощаться с покойным, мистер Фэрнивалл? Вы один?

— Да, я один.