Зимняя и летняя форма надежды - страница 7

Именно в один из таких дней мы с Серым прыгали с сарая. Делать это было строжайше и многократно запрещено дедушкой, потому что сарай был очень высокий, но мы не смогли удержаться. Увы, в этот раз дедушка, скрытый кустами малины, стал свидетелем этого действа. Он подождал, пока мы оба спрыгнули, а потом отшлепал нас. Я снесла это молча, однако Серый в процессе негодующе сообщил дедушке, что тот не имеет права шлепать людей, потому что в Конституции СССР написано… Папа Серого был юристом, и иногда он любил прибегать к таким неординарным способам убеждения. Однако на дедушку это не подействовало. Было видно, что Конституция СССР в сфере воспитания детей для него не авторитет. Закончив, дедушка вернулся к малине, а мы побрели к бабушке, чтобы утешиться какой-нибудь едой.

Были дни тихие и нежные, когда дождь стучал по крыше чердака, а вся мебель в доме начинала пахнуть длинными историями, травой и пылью. На чердаке были кипы старых журналов. Некоторые из них были скучные и толстые, с пыльным шрифтом, грязно-серой бумагой и какими-то плоскими названиями вроде «Иностранной литературы» или «Нового мира». Были и интересные – с цветными картинками и обрывками увлекательных историй. Мелкий любил смотреть журнал «За рулем», а я – оставшиеся от старшей сестры номера «Пионера», «Костра» и «Юного натуралиста».

Иногда в дождь мы забирались в шкаф. Шкаф был светло-коричневый и огромный – доставал до потолка и занимал полкомнаты, в нем было три отделения и множество ящиков. Это была самая старая вещь в нашей семье; бабушка с дедушкой купили его, когда папа и тетушка были маленькими и все они жили в деревне. Мы забирались в центральное отделение, где хранились одеяла и подушки. Иногда, если бабушка не видела, мы звали с собой кошку. Когда папа был маленький, он играл в шкафу в самолет (на задней стенке была нарисована панель управления). Мы ни во что особое там не играли, но, сидя в шкафу, любили рассказывать истории и петь песни. В нижних ящиках дедушка хранил множество предметов неведомого назначения: какие-то странные инструменты, куски проводов, лампочки и еще много всего совершенно неопределимого – именно об этих вещах я думала, когда, читая «Таинственный остров» или «Капитана Немо», пыталась представить какой-нибудь описанный там прибор.

Были дни спокойные и прозрачные, когда мы помогали дедушке поливать и полоть сорняки, ходили с ним на родник за водой, в которой бабушка солила огурцы, и собирали смородину. В один из таких дней дедушка сделал нам дудки из стеблей тыквы, и мы осознали, что даже это несимпатичное растение может приносить пользу, главное – ни при каких обстоятельствах не соглашаться его есть.

А потом наступали дни, когда по вечерам становилось прохладно, и в один из таких вечеров мы с дедушкой и Мелким шли на речку. Дедушка разрешал нам немного поплавать. Мы заходили в воду и понимали, что вода изменилась. Плавать в медленной осенней воде было грустно, но хорошо. Когда мы выходили, дедушка разводил костер, в котором пек яблоки. Яблоки были горячие и сладкие. Ощущать легкость и прохладу после купания в осенней воде и горячий, сладкий вкус яблок во рту было так хорошо, что это немного примиряло нас с тем, что наступала осень.

В некоторых вещах взрослые не разбирались. «Категорически», как говорил Мелкий. Бабушка и дедушка ничего не понимали в сказках, а мамино представление об интересных мультиках совершенно не совпадало с нашим. Конечно, нам было их жалко, но тут мы с Мелким ничем не могли им помочь.

Бабушка никогда не читала нам вслух. Зато, когда мы были маленькими, она рассказывала нам на ночь очень длинное и очень печальное стихотворение, которое называлось «Сын артиллериста». Мы его любили и к четырем годам знали наизусть. Когда Мелкого на каком-нибудь новогоднем празднике просили прочитать Деду Морозу стихотворение, он неизменно читал именно его. Причем если Дед Мороз не успевал вовремя сообразить, что Мелкого следует прервать, ему, как и всем присутствующим, приходилось выслушивать это стихотворение целиком. Обычно это занимало у Мелкого около десяти минут. В том случае, если Мелкий, читая по настоянию воспитательницы что-нибудь другое, забывал какую-нибудь строчку, он совершенно спокойно переходил к «Сыну артиллериста». Предсказать, с какого места он решит начать его в этом случае, никому никогда не удавалось. Возможно, именно поэтому воспитатели быстро перестали просить Мелкого выступить на новогодних утренниках.