«Зимопись». Книга 1 «Как я был девочкой» - страница 31
– Под хват зачищать? – от имени всех осведомилась Варвара.
– С толстого конца, – со вздохом понизил я тон.
– Из молодняка, где ты показал, будут слишком легкие. Лучше дойти до опушки…
– Я же четко сказал: нужны именно легкие!
– Зачем?
– Научу быстро ходить.
– Как?!
– Кверху каком, – рявкнул я. – В свое время узнаете.
Эта мысль не давала покоя с тех пор, как увидел рыкцарей, быстро шедших по горам с короткими копьями в каждой руке.
– Выполнять, я сказал!
– А длинные для чего?
Мои глаза закатились. Как же тяжело с женщинами.
– Для большой стирки, – выдавил я, пока не достали окончательно.
Словно солнце вышло прямо под ветвями. Пятнадцать лиц превратились в сияющие светильники. Пятнадцать ртов одновременно улыбнулись. Волшебное слово произнесено!
Приятно приносить людям радость.
Ученицы бросились выполнять приказ и приближать минуту счастья. Лишь Амалия, глава пятерки, ответственной за размещение, осторожно выступила из мечущейся оравы:
– Где лучше расположить лежак?
Я решил проверить:
– Как сама считаешь?
Она огляделась и решительно заявила:
– Здесь, неподалеку от костра, чтоб тепло доходило.
– Правильно. Только не перестарайтесь, не подпалите.
В голове возник голос Варвары: «Не маленькие!»
Амалия только улыбнулась. На губах всплыл вкус ее губ. Безумие какое-то. Что за день.
Мимо пронеслась с охапкой валежника златовласая Александра. Мои ладони вспотели, фантомно ощутив ее крепкое тело в руках. Захотелось вновь обнять, прижать, погладить по волосам…
Не по этим. По утраченным. Которые так и не погладил.
Которую так и не поцеловал.
Глава 3
Доставучие ученые заявили: за моногамию у человека отвечает гормон окситацин. Примите, распишитесь. Никаких ссылок на совесть и верность. И на желание посвятить жизнь любимому – единственному и несравненному. На отдать все за желание быть с ним и только с ним. Причем все – это именно все, до последнего.
Вздоха.
Что же теперь, верить не голосу разума, а науке? А как же Отелло, Ромео с Джульеттой… да мало ли примеров в истории и литературе? Химия, понимаешь. Гормон, говорят. И ничего не поделать – наука, блин ее за ногу. Но почему-то хочется наплевать на такую науку, разорвать в клочья и еще попрыгать сверху. Присутствие гормона, оказывается, определяет, будет тебе верен человек, или нет. А Божья искра и почитание заповедей – коту под одно место?
Не хочу верить науке. Я хочу верить себе и своим чувствам. К тому же наука очень часто (хочется сказать: слишком часто) меняет свои взгляды и утверждает обратное… снова заставляя себе верить. Ведь – наука! Но согласно научной же статистике ее непогрешимое святейшество наука ошибается гораздо чаще, чем редко подводящая меня интуиции.
Ощущения говорили: ты влип, приятель. Никакой окситацин ни при чем. Я влюбился. Я любил Зарину. Сердце не верило в ее гибель. Здесь, окруженный сонмом красотулечек, за знакомство с которыми когда-то без раздумий отдал бы левую руку, я тосковал. По несбывшемуся.
Пока мысли гуляли, руки заканчивали сооружать сушилку: чистили от мелких веток длинные жерди, составляли треноги, на них прокидывались поперечины.
Царевны выставили часовых. Игра в камень-нож-лопух определила очередность заступления на охрану в каждой пятерке. Остальные ринулись к озеру стираться.
– Воды наберите во все шлемы, пока достаточно чистая! – крикнул я вдогонку.
– Куда ставить? – донеслось через несколько мгновений.
– Не на проходе. В углубления, чтоб не опрокинуть. – Краем глаза я глянул на озеро: зайдя в воду, ученицы постягивали штаны и приступили к стирке. Свисавшие до середины бедер рубашки поплыли полами по воде, доходившей до пояса.
Про меня все забыли. Правильно. Зачем командир, когда все хорошо. Я подошел к дежурившей на отшибе уныло глядевшей во тьму Антонине.
– Иди со всеми, я здесь вместо тебя посмотрю.
– С чего это? – ощетинилась она.
– Не хочу мешать.
Объяснение, что дело не в ней лично, успокоило дозорную, последовал благодарный кивок, и Антонина растворилась в ночи.
Светло было только у костра. Туда периодически подбегали царевны, лица суетливо крутились в поисках меня, вздернутые руки быстро накидывали постиранную вещь на обращенные к костру жерди, и босые ноги вновь уносили владелиц во тьму.