Зита и Гита - страница 33
Внешне она была спокойна, как всегда, миловидна и благообразна.
В ее позе и простых движениях просматривались прирожденные грация и изящество, что так характерны истинным дочерям Великого Бхарата, плавные переходы движений тела которых сочетаются в единую гармонию с их речью, мыслями и движениями глаз.
До трех лет ее воспитанием занимались мать и няня. Позднее, когда не стало родителей, Зиту воспитывала Индира — бабушка, мать отца.
В детстве на нее никогда не кричали, не сердились. В ее присутствии взрослые никогда не ссорились, в каком бы настроении они ни были.
Обуздание чувств — главная, красная нить воспитания, основная линия личного поведения и тема проповедей. Подобный подход к воспитанию сохраняется в Индии с древнейших времен.
Истоки ведения о человеке, о его назначении, о его поведении в обществе себе подобных и среди природы отражены в ведийской литературе, упанишадах, в эпосе «Рамаяны» и «Махабхараты».
Еще Гаутама Будда говорил своим ученикам, что слишком слабо натянутая струна и излишне перетянутая — не издадут нужного звука. Истина — посередине.
Люди, владеющие собой, освобождаются от пороков и могут постичь Брахмана.
В индийских семьях воспитание развивается из этого главного зерна.
До появления пресловутой Каушальи Зита росла в атмосфере доброжелательности и любви. Подобная атмосфера царила и в семьях ее родственников.
В памяти Зиты сохранились незабываемые слова матери: «Дочка, не раздави муравья. Осторожно, милая, не бросай камешки в птичку, никому не наноси вреда».
Все это сводилось к одному — не делай зла, будь доброй и сдержанной в чувствах.
Зита успокаивала себя: «Кроме злых Каушальи, Шейлы и Ранджита, меня окружают добрая бабушка, сочувствующий дядя, преданный Раму. Адвокат Гупта хороший. Рави — красивый и, наверное, добрый, как и его родители. Плохо, что они ушли обманутыми. Пепло, младший брат Шейлы, относится ко мне с уважением и пониманием».
Эти мысли вдохновляли ее и укрепляли в ней веру в добро, которое, рано или поздно, должно победить зло.
И она терпеливо ждала своего освобождения. Она верила, что у нее со временем будет муж, который для нее все, вся жизнь, это бог на земле, это та половина женщины, без которой она не человек, не личность.
Все проделки Каушальи, и особенно последняя — со сватовством, сильно ранили молодую девушку, но она стойко переносила все. Снова и снова, день ото дня возрождалась ее душа к свету, вере, правде и добру.
Зита не помнила, когда переселились на постоянное жительство в их дом дядя Бадринатх со своей бесценной Каушальей и дочерью. Она слышала только, что тетка родом из Пенджаба, из той его части, которая после войны отошла к Пакистану.
Брат тетки, Ранджит, переехал к сестре лет десять тому назад.
Зита знала, что «речь жены, обращенная к мужу, должна быть сладостна и благоприятна». И для нее ужасно было видеть бесчисленные картины безобразного обращения Каушальи с мужем и слышать те оскорбительные слова, которыми она награждала больную свекровь.
Ранджит, в свою очередь, удивлял ее испорченностью нравов и повергал в тоску, когда издевался над всем тем, что было для нее святыней. Грубое обращение со слугами свидетельствовало о нем, как о человеке недалеком, ограниченном и невежественном.
Ранджит, легкий на помине, прервал ее мысли.
Он следил за ней, сгорая от страсти и от сложного чувства, которое изматывало его тщеславие: цель рядом, а все попытки поразить ее оборачивались неудачей.
Зита поднялась и подошла к раковине. Она включила воду и принялась промывать листья бетеля.
— Зита, — негромко окликнул ее Ранджит.
— Вы? Что вы хотите от меня? — холодным тоном спросила Зита.
— Конечно, я. Кто же еще? Мне больно видеть, — начал осторожно и как бы издалека Ранджит, — как ты страдаешь. Кто такой Рави? Обыкновенный врач, так себе, эскулапишка. Есть и получше его. Мужчины настоящие, которые подходят тебе и по рождению и по сердцу.
И тут Ранджит, приблизившись к Зите, спросил прямо, без обиняков:
— Зита, а я тебе нравлюсь?
Зита молча промывала листья. Закончив эту работу, она вновь вернулась к столику, смущенная столь бесцеремонным вопросом.