Злато в крови - страница 11

— Вы признавались мне, что для вас самое желанное в крови — то, что современное поколение называет информацией. Вы так уверены, что сумеете поглотить все мои жизни без вреда для себя?

Я, наконец, осмелился посмотреть ей в глаза. Они улыбались!

— Вы не о себе думаете.

— Ну.

— Так решаете вы или я?

— Я своё уже решила. Сегодня утром произошло кое-что. Не то чтоб я раньше боялась, не то чтобы сейчас захотела — только именно сегодня я могу делать что угодно, и это будет так… так, как предначертано. Мне повторили сказанное когда-то: «Бери всё, что оказывается на пути, и ни от чего не отрекайся». Вот. Но это не означает благополучия и безопасности ни для меня, ни для вас. Смотрите сами, Римус.

— Скажите «да».

— Да. Я беру то, что вы хотите мне вручить. Только одно условие: если что-то пойдет наперекос, невзирая на вашу древность и силу, — кончайте всё. Любым способом. Не берегите мою жизнь. Я и так не в убытке.

— Лучше мне вернуть вас назад. Врачи могут держать вас на морфине, кислороде…

— То-то мне радости.

— Вы могли бы бороться.

— Что я и делаю.

Селина поднялась с места, обхватила мою голову обеими руками, шепча:

— Нет позади ничего, только туманные дали. Всадники сна моего — мою душу с собою умчали.

Я высвободился, пытаясь одновременно возжечь и унять свою извечную похоть. Поискал несессер. Его отсутствие показалось мне мелким камешком в ботинке — наверное, Ролан присвоил, хотя нам двоим такие цацки обыкновенно без надобности. Разве что… зеркальце. Каким она меня увидела там, в больничной палате — белобрысая шевелюра, бледно-серые глаза, белые губы, лицо как мукой обсыпано. Площадной комедиант, испугаться можно, раньше она меня другим знавала, потому что сегодня я спешил. А сейчас не время исправлять. Не стоит наспех мешать ее кровь с кровью какой ни попало сволочи. Выдержу.

Я потушил верхний свет, оставив толстую восковую свечу в черном кованом подстаканнике. бережно вынул Селину из палатного одеяния и уложил на один из пухлых диванчиков. Нет, какая удача и какое счастье, что хворь не успела ее изглодать, а старость — коснуться. Но она стала почти невесомой. В распущенных по спине золотых волосах — роскошных, извитых, нисколько не хуже, чем у нашей Старшей! — целые пряди светлого серебра.

— Надо вырвать седые волоски и подстричь.

— Нет, не трогайте — это тоже мое богатство. А что кончики посеклись, это медсестренка уже убрала. Неровные ногти и когти — тоже.

Верно. Зато вот шрамы! Треугольная Марианская впадина глубоко под ключицей, против сердца. Выходного отверстия, слава всем святым, нет. Узкая нитка пореза на правом боку, какое-то странное мерцание по всей коже — залеченные повреждения… неясной этиологии, объяснил я чужим врачебным голосом.

— Меня допрашивали.

— Вижу, — я прокусил язык, сильно, как только мог, залил кровью ту ямку, смочил ладонь и провел по ее коже, обильно смачивая изъяны. И еще раз.

— Что такое? Ох, папа Римус, такое застарелое вам не разгладить. И вообще не надо купать меня в крови, это как-то не по теме. Вы не Воланд, я не Маргарита на балу.

Но я покачал головой и все-таки довершил дело, с нарочитой медлительностью, стараясь преодолеть нетерпение своего сердца.

— Как там дальше? Вторая полустрофа стиха.

— Ах, да зачем вам? Такие вирши я могу гнать километрами. «Ноги сковал мне песок и опутали травные плети. Я на холме одинок и за всё мирозданье в ответе».

Ужас, густо пропитанный вожделением. Восторг, от которого трепещет каждая клетка моей окаменелой плоти.

— Теперь смотрите поверх моей головы и не закрывайте глаз. Я стану посылать вам прекрасные картины и одновременно считывать ваши собственные образы, поэтому старайтесь думать лишь о том, что хотели бы мне передать. Если у вас получится, конечно.

Бережно подвел руку под ее теплый затылок и прокусил вену, не показывая клыков. Почему-то они вызывают у людей атавистический страх. Хотя нет, Селина способна была поперек перехватить рукой нижнюю челюсть матерого пса и уверять, что это почти безопасно, говорил я мысленно. И почему-то все мои бессмертные знакомцы в своей писанине, продолжал я, не делают различий между сонной артерией и яремной веной, между быстрой и медленной кровью: однако первая — это игристое вино, рвущее дубовую клепку, вторая же подобна соку лозы из тех, что запечатывают в бочонке и надолго зарывают в землю. Первая бьет строптивым ключом — так легко по неопытности заглушить сердце, и передаем наш Дар мы лишь во второй.