Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы - страница 12
Так как они не располагали средствами держать служанку и так как никакая служанка не вынесла бы неистовых выходок трех юных фавнов, капризов привередливых барышень и причуд зубастых старых ведьм, Энрике был тем самым вездесущим элементом, необходимым для нормальной работы разболтанного экономического механизма, и он настолько привык выступать в роли просителя, что его наглость в этом смысле была неслыханной и образцовой. К его чести скажу, что скорее можно было вогнать в краску бронзовую статую.
Долгие часы досуга Ирсубета коротал за рисованием, склонность к которому подкреплялась в нем изобретательностью и утонченностью, и это лишний раз доказывает, что многие отпетые бездельники наделены от природы эстетическим чутьем. Предоставленный сам себе, я часто заходил к нему, что было не по вкусу старым дамам, которые меня ни во что не ставили.
Наша дружба с Энрике, бесконечные разговоры о ворах и бандитах развили в нас исключительное влечение к разного рода разбою и неудержимое желание оставить по себе память как о великих преступниках.
Прочитав снабженную красноречивыми фотографиями статью Сойса Рейли о прибытии в Буэнос-Айрес изгнанных из Франции апашей, Энрике рассказывал:
— Президент нанял четырех апашей в телохранители.
Я смеялся:
— Глупости.
— Серьезно, ты бы видел, — и он разводил руки, как Христос на распятии, чтобы дать представление об объеме грудной клетки этих прославленных рецидивистов.
Не помню точно, с помощью каких безрассудных софизмов нам удалось убедить друг друга, что красть — занятие достойное и прекрасное, но с обоюдного согласия было решено организовать клуб разбойников, единственными членами которого были в тот момент мы сами.
Что ж, поживем — увидим… Но для начала, решили мы, будет неплохо попробовать грабить пустые дома. Обычно это происходило так.
После обеда, когда народа на улицах почти нет, мы, одевшись поприличнее, отправлялись на улицу Флорес или Кабальито.
Наш инструмент состоял из маленького разводного ключа, отвертки и нескольких газет — заворачивать добычу. Приметив объявление о том, что сдается дом, мы шли наводить справки. С потупленными взорами, с притворной скромностью на лицах, мы были похожи на служек великого Кака.
Получив ключи, с тем чтобы осмотреть квартиру, мы поспешно отправлялись по указанному адресу.
Я до сих пор помню упоительное чувство, охватывавшее меня, когда распахивались наконец двери. Мы врывались в комнаты, рыскали по этажам, высматривая добычу быстрыми хищными взглядами, прикидывая в уме ценность очередного трофея.
Мы обрывали провода, звонки и выключатели, вывинчивали лампочки и патроны, снимали люстры и абажуры; мы отвинчивали никелированные краны в ваннах и бронзовые — на кухнях и не забирали разве что рамы и двери, чтобы совсем уж не уподобиться носильщикам.
Волнение комком застревало в горле; мы работали в какой-то радостной горячке, с проворством цирковых униформистов, то смеясь, то вздрагивая, неизвестно отчего.
На месте вырванных с мясом люстр свисали обрывки проводов; пыльные полы были усыпаны обвалившейся штукатуркой; на кухне журчащие потоки извергались из водопроводных труб, словом — после нашего недолгого пребывания квартира нуждалась в дорогостоящем ремонте.
Затем мы сдавали ключи и спешили поскорее исчезнуть.
После операции мы всегда встречались у одного лавочника, торговавшего хозяйственными мелочами, вылитого Какасено, с круглым, как луна, лицом, обремененного возрастом, брюшком и рогами, так как было общеизвестно, с каким францисканским долготерпением сносит он измены своей жены.
Но что касалось дел, тут он был стреляный воробей. Придирчиво осмотрев товар, колченогий старикан взвешивал на руке мотки провода, проверял, не перегорели ли лампочки, копался в кранах и наконец, подведя безжалостный итог длительных сложных расчетов, предлагал в десять раз меньше того, что стоило, украденное на самом деле.
Если же мы начинали протестовать, добряк поднимал на нас свои бычьи глаза, круглое лицо озарялось лукавой улыбкой; дружески похлопывая по плечу, он с величайшей обходительностью подталкивал нас к дверям, и не успевали мы и рта раскрыть, как оказывались на улице с зажатыми в руке деньгами.