Зловещее наследство - страница 19

стр.

— Как поживаете?

— Добрый день, мистер Арчери. Очень рад встретиться с вами. Я, собственно, сидел У окна, высматривая вас.

В присутствии Кершоу невозможно было не проникнуться надеждой, почти бодростью. Арчери сразу определил редкое качество этого мужчины, качество, которое он встречал не более полудюжины раз за всю жизнь. Перед ним стоял человек, интересный во всех отношениях. Он излучал энергию и энтузиазм. В зимний день с таким не замерзнешь. А уж сегодня, в жару, его живость была просто сокрушительна.

— Входите, познакомьтесь с моей женой. — Его голос казался сродни горячему бризу, с выговором кокни, с каким предлагается рыба и чипсы, угри и пюре в пабах Ист-Энда.

Следуя за ним по выложенному плитами холлу, Арчери гадал, сколько ему может быть лет. Возможно, не более сорока пяти. Напористость, бурная жизнь, недостаток сна (поскольку сон — потраченное впустую время) могли преждевременно спалить его юность.

— Мы в салоне, — сказал хозяин, откидывая тростниковый занавес. — Я очень его люблю в такой день, как сегодня. Мне очень нравится по возвращении с работы минут десять посидеть у французского окна и посмотреть на сад. Это заставляет вас почувствовать, что вся эта упорная зимняя работа имела смысл.

— Сидеть в тени и смотреть на зелень? — Арчери тут же пожалел, что сказал это. Он не хотел поставить этого провинциального инженера в неловкое положение.

Кершоу кинул на него быстрый взгляд. Потом улыбнулся и мягко сказал:

— Моя жена. Мистер Арчери, Рин. Арчери быстро вошел в комнату и протянул руку женщине, поднявшейся с кресла:

— Как поживаете?

Айрин Кершоу ничего не сказала, но протянула руку, улыбаясь непроницаемо яркой улыбкой. Ее лицо слишком напоминало лицо Тэсс. Таким лицо Терезы может стать, если время наложит на него свою жестокую печать. В молодости Айрин была блондинкой.

Теперь ее волосы, несомненно только сегодня уложенные, — и возможно, в его честь, — выкрашенные в унылый жухло-коричневый цвет, свисали невероятно пушистыми метелками надо лбом и ушами.

— Садитесь, мистер Арчери, — пригласил Кершоу. — Чай не замедлит. Чайник готов, не так ли, Рин?

Арчери сел в кресло у окна. Сад семьи Кершоу был полон беседок из вьющихся растений, каскадов альпийских горок и развеселых гераней. Он окинул взглядом комнату: первое, что бросалось в глаза, — это чистота и огромное количество вещей, которые требовали ухода. Прежде всего книги: альманахи, энциклопедии, словари, работы по астрономии, по глубоководному лову рыбы, но истории Европы. На углу стола стоял скелет какой-то тропической рыбы, на каминной доске — несколько моделей самолетов, пачки нот закрывали рояль, а на мольберте стоял написанный маслом, но еще не законченный портрет довольно очаровательной молодой девушки. Обычно такие большие комнаты украшаются пушистыми коврами и ситцами, но эта в полной мере отражала личность хозяина дома.

— Мы имели удовольствие познакомиться с вашим Чарли, — сказал Кершоу. — Прекрасный скромный мальчик. Мне он понравился.

Чарли! Арчери сидел тихо, стараясь справиться с оскорблением. Конечно, Чарли — Подходящий жених.

Довольно неожиданно вступила Рин Кершоу.

— Нам всем он понравился, — сказала она, у нее был почти такой же акцент, как у Уэксфорда, — но не уверена, что знаю, зачем они решили пожениться: это такая ужасная цена — стоимость жизни, знаете ли, — а у Чарли еще нет работы…

Арчери был изумлен. Ее действительно волнуют такие мелочи? Он начал беспокоиться о том, как перейдет к теме, которая привела его в Пели.

— Я имею в виду, где они будут жить? — чопорно продолжала миссис Кершоу. — Они же сущие дети. Я имею в виду, что нужно иметь собственный дом, не так ли? Нужно получить закладную и…

— Мне кажется, я слышу чайник, Рин, — прервал ее муж.

Она встала, скромно придержав на коленях юбку. Это была очень провинциальная плиссированная юбка в приглушенный голубой и розовый вересковый цветочек безжизненной, бесполой респектабельности. К ней она надела джемпер с короткими рукавами и вокруг шеи единственную нитку жемчуга. Арчери был уверен, что на каждую ночь этот жемчуг заворачивают в тряпочку и прячут в темное место. От нее пахло гигиенической пудрой, частицы которой застряли в складках ее щей.