Зловредный старец - страница 24

Может и ошибаюсь, конечно. Историк из меня еще хуже, чем технарь.

– Тут я, досточтимый, не могу быть уверен. Надо проверять.

– Надо. – задумчиво протянул Щума. – Обязательно надо. Ведь, подумать только, это получается самодувный мех.

Он оторвался от рисунка и испытующе поглядел на меня.

– Повелитель, откуда вы берете все эти знания?

– Рыбы нашептали.

– Какие рыбы? – опешил философ.

– С плавниками и хвостом. – охотно пояснил ему я. – Ладно, я тебя собственно, зачем звал-то…

Пододвинув к центру стола давно отброшенный в сторону и забытый трактат «Пневматика» я ткнул пальцем в чертеж «Шара Аксандрита».

– Вот это надо к делу приспособить.

– Ваше величество, – вздохнул наставник царевичей, – я уже говорил, что ума не приложу как это можно сделать.

– Это от того, что ум твой слишком большой и мыслишь ты о высоком. Был бы подурнее да поприземленнее, так враз догадался бы. Мельничный жернов что вертит?

– По разному. – ответил Щума. – Или водяное колесо, или же ветряк. Бывает еще, что ослика по кругу водят.

– А если вот эту вот – я ткнул пальцем в чертеж, – хреновину присобачить?

Глава гильдии философов подумал, потому подумал еще раз и вынес вердикт:

– Будет крутить жернов, но это выйдет мельнику во много раз дороже.

– Это только если его приделать к одному жернову. А если к десяти, через шестеренки там всякие?

– Через шестерни и от водяного колеса можно. – пожал плечами Золотой Язык.

– А если сто?

– А сто-то зачем? – искренне изумился Щума.

Следующие полчаса помалкивал уже он, покуда я ему излагал концепцию индустриализации пополам с иными способами использования парового двигателя – от пароходов и локомобилей, до насосов в шахтах и паровых молотов. Под конец моего спича философ сидел с собравшимися в кучу глазами.

– …и многие, многие иные применения может пытливый ум найти для парового движителя. – закончил я.

– Государь, – Щума устало и как-то обреченно поглядел на меня. – А вы меня с теми рыбами не познакомите?

* * *

Едва наставник царевичей успел свалить из царского кабинета, как туда же принесло нового Главного министра. И опять всего из себя модного.

Всё же не устает меня этот толстяк поражать. Поначалу-то кажется, что тюфяк-тюфяком, жадный и трусливый дурак, а поди ж ты – и модник-эстет каких поискать, кутюрье, талантливый и уважаемый управленец, наездник от Тулпара[5], искушенный в придворных интригах пройдоха, да еще, как выяснилось, и мечник.

Мы тут, третьего дня, с Латмуром вышли на балкончик, посмотреть как у царевичей идут занятия по боевой подготовке, а там – глядь, – не Вака моих внуков по плацу гоняет, а Штарпен Ваку, да так шустро, что десятник от меча князя едва защищаться и уходить успевает. Я прямо там чуть и не сел.

– А что ваше величество так удивляет? – невозмутимо спросил Железная рука, глядя на мою ошалелую физиономию. – Штарпен когда-то был сотником Блистательных.

– Эммьюууэ?.. – уточнил я, не приходя в полное сознание.

– Мы с ним вместе служили. – охотно пояснил Ржавый. – А когда прошлый командир гвардии, князь Большой Горы, из-за преклонных лет уже не смог исполнять своих обязанностей, я возглавил Блистательных, а Штарпена ваш царственный брат поставил во главе столицы.

Ага. Каген, значит, вертикаль власти на силовиках строил. Понятно теперь, отчего в период междуцарствия все не развалилось к чертовой матери вдребезги и напополам. Да и опасения возводивших меня на трон заговорщиков, относительно столичного гарнизона и его подчинения наместнику Аарты, теперь кажутся куда как обоснованнее.

– Князь Хурам не показался мне таким уж дряхлым. – заметил я.

– Хурам? – удивился главногвардеец. – Нет, государь, наместник Запоолья – это сын прошлого капитана Блистательных. Он сам-то выше простого витязя не продвинулся, и покинул наши ряды еще во времена командования своего отца. А вот на чиновничьей службе вполне преуспел.

Внизу, под балконом, князь Когтистых Свиней ловко крутанулся и с громким хеканьем опустил клинок на шлем Ваки. Наставник царевичей, пошатываясь, сделал пару шагов назад, опустил свой меч и потряс головой.

– А служил Хурам, я так понимаю, под рукой князя Штарпена? – мне вспомнились слова столичного градоначальника о их взаимной неприязни.