Злой умысел - страница 11
― Отлично! Я поужинаю с ним! ― вскидывая руки в воздух, я увидела, как их настроение стремительно поднялось, в то время как мое резко упало.
***
Я сидела в маленьком кафе, в его задней части, где никто не обращал на меня внимания.
Эллисон наградила меня сочувствующей улыбкой, в то время, как Келли смотрела на меня словно на душевнобольную. Тони выглядел взбешенным, хотя на его лице была улыбка. Эти трое были моими единственными друзьями в городе, и все они были совершенно разными.
Келли была типичной американской тусовщицей со светлой кожей и темными волосами. Эллисон ― ее полная противоположность. Скромная сельская девчонка с медовой кожей, которая лучше бы боролась со свиньями, чем имела дела с людьми.
Тони был ботаником, похожим на модель. Я же была тем человеком, который идеально уравновешивал наш отряд.
― Ты же идешь на ужин с Андреу. Почему ты расстроена? ― голос Келли был полон скептицизма.
― Это для моих родителей.
Вздохнув, я начала играть с соломинкой своего кофе-фраппе и огляделась вокруг, убедившись, что кафе было не слишком переполнено. Я ненавидела торговые центры. Здесь так много взглядов, тихих шепотков и нескромно указывающих пальцев. Кожа на моих бедрах начинала зудеть, стоило только подумать об этом.
― Каждая девушка в Ривервью хотела бы попробовать на вкус Джулиана или его братьев. Дьявол, я бы трахнула их всех прямо сейчас.
― В отличие от тебя, Келли. Она не гонится за сплетнями или за мужчинами с деньгами. Это называется самоуважение, ― насмехалась Эллисон.
― А кто-нибудь вообще упоминал деньги? Я просто знаю, что каждый из них может предложить.
― В таком случае, ты шлюха.
― Элли, ― пожурила я ее.
― А что? Деньги и внешний вид. Слышали ли вы какие-нибудь слухи о них? Что именно происходит в их особняке?
Элиссон встретилась карими глазами с моими через весь стол.
― Слух ― это недоказанное мнение.
Келли перекинула свои черные волосы через плечо, на котором было тату стрекозы.
― Мне плевать, во что он и его семья вовлечены. Это просто ужин, ― никто из них не выглядел, будто поверил мне.
― Ты будешь в порядке, я слышала, ему нравятся такие девушки, как ты ― немного сумасшедшие.
Келли откусила кусочек круассана и пожала плечами.
― Девушки как я?
― Девушки как она? ― в унисон повторили Эллисон и Тони.
― Я не это имела в виду, я... я… ― она запнулась, внезапно не в состоянии смотреть мне в глаза.
― Все в порядке, Келли.
Все было далеко не в порядке, но я привыкла к грубым замечаниям. Несмотря на то, что это больно ― слышать это от того, кого я считала другом.
Наша беседа была прервана, когда курьер вошел в кафе. Темно-фиолетовая ваза с цветами была в его руках.
Он оглядывался вокруг около минуты прежде, чем его взгляд остановился на мне, и я стала его целью. Головы поворачивались и следили за ним весь путь, что он проделал к нашей кабинке.
― Моргана Санчез?
― Это она, ― громко проговорила Эллисон, когда я не ответила.
― Это для вас.
Он подарил мне теплую улыбку и положил цветы передо мной, затем поправил свою кепку и направился на выход из кафе.
Должно быть, моя мама или отец сказали Джулиану, где я. Она уже начала планировать мою свадьбу и придумывать имена внукам до того, как я сама узнала об этом. Я уставилась на огромную вазу, стоящую передо мной. Цветы были прекрасными. Черные сатиновые георгины, расцветающие на длинных стеблях, с необыкновенными лепестками, изогнутыми на концах.
Карточка была подписана простой витиеватой «Дж». Это было необязательно. Этот подарок поднял мне настроение на целых четыре минуты, но затем я осознала, что люди до сих пор пялились на меня.
Горячие иголки распространились по всей груди, каждый взгляд, обращенный в мою сторону, был похож на ощущение полос от резины на коже. Я хотела спрятаться в кабинке и просто исчезнуть.
― Хорошо, мы уходим.
Тони выскользнул из кабинки и взял меня за руку, потянув за собой. Я убедилась, что Эллисон забрала мои цветы и последовала за нами. Келли осталась сидеть на месте, наблюдая за тем, как мы оставляем ее.
Как только я оказалась снаружи, подальше от любопытных взглядов, с моих плеч словно камень свалился. Дыхание снова выравнивалось, и мне больше не казалось, словно в меня вонзили миллион иголок.