Злые игры. Книга 3 - страница 12

— На самом-то деле она очень приятный человек, — ответила Няня. — Такое поведение на нее совсем не похоже. К Александру она всегда была очень добра.

Вирджиния в недоумении уставилась на Няню:

— Ну так ведь она же его мать. Она и должна была быть к нему добра.

— Это не всегда было легко, — возразила Няня. — Лорд Кейтерхэм, отец Александра, не принадлежал к числу тех, кто верит в доброту. Ему надо было уметь противостоять.

— Похоже, он был очень трудным человеком, — заметила Вирджиния.

— Он был ужасным человеком, — проговорила Няня и вышла.

Вирджиния удивленно посмотрела ей вслед. Критиковать своих хозяев было совершенно не в Нянином стиле.

— Александр, я понимаю, что для тебя это болезненная тема, — сказала она ему несколько дней спустя, когда они сидели вместе после ужина, — но мне бы хотелось побольше узнать о твоем отце.

— Вирджиния, могу тебя уверить, что тебе это не доставит никакого удовольствия.

— Хорошо, но я же должна знать больше.

— На мой взгляд, это тоже спорное утверждение. — Он смотрел на нее почти со страхом, но потом все-таки заставил себя улыбнуться. — Почему бы нам не поговорить о чем-нибудь или о ком-нибудь приятном? Например, о твоем отце?

— Александр, пожалуйста, не уходи постоянно от серьезного разговора. Я теперь здесь живу, я стараюсь делать все, что в моих силах, но и ты тоже должен мне как-то хоть немного помогать.

— Я не совсем понимаю, какая может быть польза, если я расскажу тебе о своем отце.

— Возможно, это мне чем-то поможет. Что-то подскажет.

— Что подскажет, Вирджиния? — Лицо у него стало одновременно и сердитое, и очень холодное, даже ледяное. Но Вирджиния не опустила глаз, не отвела взгляда.

— Каким образом я могла бы помочь тебе? Что мы могли бы сделать вместе?

— Вирджиния, — произнес он, и она слегка вздрогнула от явственно сквозивших в его голосе, с трудом сдерживаемых боли и ярости, — я тебе уже говорил. «Мы», как ты выражаешься, ничего не можем сделать. И меньше всего способна тут чем-нибудь помочь эта ваша любительская, шарлатанская американская психиатрия. Мне бы хотелось сменить тему разговора, если ты не возражаешь.

— Возражаю. — Она встала, ее собственная ярость придала ей мужества. — Возражаю. Я имею право знать, Александр, имею. Расскажи мне. Иначе я уеду. Прямо сейчас.

Он посмотрел на нее и немного смягчился, гнев его остыл. На том этапе их взаимоотношений, когда оба они еще считали возможным и даже достаточно вероятным ее уход, Вирджинии удавалось по-настоящему пугать его такой угрозой. Потом, позднее, эта угроза стала пустой и неубедительной: оба уже понимали, что она от него никогда не уйдет.

— Н-ну, я же тебе рассказывал. Он бил меня. Часто. У него это вызывало какое-то сексуальное возбуждение. А потом он… о господи, неужели же это необходимо?

— Необходимо. — Вирджиния взяла и уже не выпускала его руку, не сводила с него взгляда. — Пожалуйста, продолжай.

— Н-ну, он оскорблял меня, очень жестоко со мной обращался.

— Ты хочешь сказать, и сексуально тоже?

— Да.

— О боже!

— Ну, Бог в те моменты был где-то очень далеко, можешь мне поверить, — попробовал пошутить Александр.

— А твоя мать? Она знала об этом?

— Конечно знала. — Александр даже удивился. — Он любил грозить ей, что так со мной поступит. И нам обоим грозить тоже.

— Александр, но ведь это ужасно! Чудовищно. Почему же она не ушла от него, не забрала тебя с собой?

— Она пыталась. Дважды. Но оба раза он находил нас. И страшно потом шантажировал. Эмоционально шантажировал. И, кроме того, у нее совершенно не было средств, родители ее к тому времени уже умерли, а еще, понимаешь, если ты жертва, то как-то глупо себя чувствуешь, ужасающе глупо, каким-то несчастным и жалким, стыдишься.

— Да, — тихо проговорила Вирджиния. — Да, это верно.

— И мне кажется, что она как-то по-своему, но любила его. И испытывала по отношению к нему чувство некоторой вины. Когда он бывал в хорошем настроении, то с ним могло быть весело и интересно, он становился очень обаятелен и невероятно великодушен. Мог взять и вдруг отправиться с ней в Париж или в Монте-Карло, просто на уик-энд, мог начать засыпать ее подарками. Потом они возвращались, и он внезапно сердился из-за чего-нибудь на нее или на меня, и весь цикл этих безобразий начинался снова.