Змеиный король - страница 14
Дилл отправил получившуюся бурду в духовку, после чего пошел в комнату и, воткнув в розетку шнур от кондиционера, начал играть на гитаре. Он трудился над новой композицией, которую никто никогда не услышит, – песней о конце, о людях, которые оставляют тебя в прошлом.
Примерно в 20.45 Дилл услышал тарахтение: к дому подъехала его мать на своей «шевроле кавальер» 1992 года выпуска. Вскоре она вошла в гостиную, буквально источая усталость.
– Как поработала?
– Тяжко. Пришлось развернуть около двадцати ребят твоего возраста, пытавшихся купить пиво.
С тихим стоном она рухнула в обшарпанное кресло и стала тереть лицо ладонями.
– Ты выпила свои таблетки для спины? – спросил Дилл.
– Они закончились. Не на что купить до зарплаты.
Дилл пошел в кухню и проверил запеканку.
– Ужин готов, – позвал он.
Мама, охнув, поднялась с кресла и, держась за поясницу, медленно выпрямилась. Кряхтя от боли, вошла в кухню и села за стол. Взяла в руки диск Дилла.
– Что такое Joy Division и New Order?
Черт. За годы дружбы с Лидией Дилл развил в себе особенный талант: с ходу превращать любую группу в христианскую. Arcade Fire – это про адское пламя, которое познают те, кто отрекается от Христа, делая выбор в пользу видеоигр. Fleet Foxes – это отсылка к библейскому сюжету, когда Самсон ловил лис, привязывал факелы к их хвостам и отпускал их жечь поля филистимлян. Radiohead – про то, что человеческий ум должен быть живым проводником Святого Духа, подобно радиоантенне.
– О… New Order… это про новый порядок, который установит Христос, когда вернется на Землю и воцарится здесь… Joy Division… тут про то, что люди делятся на тех, кто спасся и возрадовался, и тех, кто нет. Это христианские группы.
Либо это объяснение показалось матери удовлетворительным, либо она слишком устала для того, чтобы спорить. Вероятно, первое, так как для споров силы у нее всегда находились.
Дилл достал блюдо с запеканкой из духовки. Пахло нормально. Еда была горячей, с корочкой из расплавленного сыра. Члены семьи Эрли не привередничали в еде. Дилл достал из холодильника уже зачерствевший белый хлеб – четверть буханки. Взяв пару тарелок и ложек из сушилки рядом с раковиной, накрыл на стол и разложил еду по тарелкам. Они с матерью ели молча.
– Как съездил в Нэшвилл? – наконец спросила она.
– Хорошо. Лидия помогла мне купить приличные вещи за небольшую сумму.
Мать промокнула рот салфеткой.
– Мне бы хотелось, чтобы среди твоих друзей было больше верующих прихожан.
– Трэвис ходит в церковь.
– Не уверена насчет него. Он всегда в черном, еще это ожерелье с демоном на шее.
– С драконом.
– Все одно. Перечитай откровение Иоанна Богослова.
Дилл встал, чтобы налить еще воды в стаканы.
– А Лидия не посещает церковь, – сказала мама.
– Да, но я же как-то говорил тебе, что она из епископальной или пресвитерианской церкви. Она христианка.
Мама фыркнула.
– Хотелось бы мне посмотреть, как члены епископальной церкви поднимают змей или говорят на иных языках. Знамения сопровождают уверовавших.
– Не могу же я выбирать друзей исходя из того, желают они взять в руки гремучую змею или нет.
– Можешь, конечно. Только вот не станешь.
– В любом случае теперь все несколько осложнилось. Единственный пастор, раздававший змей, попал в тюрьму.
Мама пристально посмотрела на Дилла.
– Потешаешься?
– Нет, поверь мне, я его сегодня навещал.
Мама снова посмотрела на него, и ее взгляд стал особенно внимательным.
– Мог бы сразу рассказать. И как он?
Дилл отправил кусок запеканки в рот и принялся медленно жевать, обдумывая ответ.
– Нормально, судя по всему. Я не знаю, что нормально для заключенного. Похоже, завел друзей, потому что у него на пальцах появились татуировки.
Мать Дилла наморщила лоб.
– Серьезно? Татуировки? И что они изображают?
– Марк, шестнадцать, восемнадцать – на костяшках восьми пальцев.
Мать Дилла уставилась в свою тарелку.
– Он способен услышать глас Божий. Я не всегда находила объяснение его деяниям, но верю, что так возжелал Господь.
Она подобрала последний кусочек запеканки засохшей корочкой хлеба. Я не был бы так уверен, что за всеми поступками отца стоит желание Господне. Отчего-то я в этом сомневаюсь.