Змеям слова не давали, или Попаданка на тропе еды - страница 9

– Так это дело нехитрое, – машет рукой, словно это так, пустяк на пять минут. – Сейчас всё будет, госпожа.

Нахожу на одной из полок глиняные горшочки, промываю одну из лейки, решив позже уточнить, а как потом отмывать все котлы после еды. А пока рассматриваю подозрительного вида крупы, которые могут пойти на кашу.

– Что-то я есть перехотела-а-а, – тянет Зинка, следуя за мной по пятам. – А может, домой? Обратно? Дома как-то веселее, да и запасы мои не ревированы… Ревзированы… Тьфу ты, ну ты!

Она не договорила, вон как язык заплетается, но я и без этого нужный посыл уловила.

– Ты же сказала, я их уничтожила, – ехидничаю в ответ.

– Так я про Степкины, – строит морду кирпичом, – А то ишь, хвост свой подкатывает, а это что значица? А это значица, что все его запасы желудей – мои.

– А твои – его? – подначиваю эту хулиганку-интриганку, уж больно интересно с ней беседовать.

Давно мне так весело не было, но говорить я стараюсь потише, благо пацан занят печкой.

– Что? Еще чего! – вдруг начинает возмущаться и попискивать Зинка, потрясая лапками. – Он – самец, а я – самка, вот он пусть и обеспечивает нас провизией… Ишь, позарился на мои орешки…. Ням-ням.

Еле сдерживаю смех от ее возмущений. Что-что, а самки… Тьфу, блин, девочки… Они и в животной шкурке девочки, тем более, с земли.

– Это черный рис, а это далия, – подбегает вдруг Тиль, отвлекая нас, и тыкает пальцем то в один мешок, то в другой. – Из них можно как раз кашицу сготовить на воде. Пропарить хорошенько, тогда и будем сыты. Видел, как Орния так делала, к нам завсегда за ней и приходили поутру.

Скептически смотрю на него, понимая, что не шибко балуют они себя и гостей едой. А уж чем и как зарабатывают – это отдельный вопрос, которым мы и займемся чуть позже. А сейчас начнем осваивать местную печь. Как только та накаляется, ставлю на нее горшочек, заливаю молочком, а после, следуя собственным рецептам в голове, добавляю черный рис. Зинка бухается в обморок на доске для разделки, обмахиваясь своим хвостом на манер веера.

– Какой у-у-ужас, – протягивает на ультразвуке.

– А ну цыц! Пока тебя не разделала! – ставлю на место распоясавшуюся белку, на кухне может быть только одна хозяйка, и это я.

Постоянно помешивать варево не получается, ведь руку в печь не засунуть, так что нет-нет, но достаю прихватом и проверяю, наблюдая, как постепенно крупы разбухают, и каша всё больше начинает напоминать мне… Я бы сказала съедобное, но черное месиво, которое даже белое молоко не осветлило, наводит на нерадужные мысли. Минут двадцать спустя зачерпываю немного черного варева и пробую. Но вкуса пока с непривычки не чувствую.

– Кажется, готово.

Так что, вооружившись полотенцем, как оказалось, нарукавников здесь тоже нет, ставлю всё это добро на стол.

– Ну, – скептически говорит Зинка, перепрыгнув на стол, и принюхивается к приготовленной пище, – кто первый на отравление?

Поднимает голову, глядя на нас со скепсисом во взгляде, я же в возмущении приподнимаю бровь.

– Не знал бы, что это невозможно, госпожа, подумал бы, что белка у вас говорящая, – подает голос Тиль, так же, как и я, наблюдающий за дергающей хвостом белкой.

Сдерживаю улыбку и открываю снова шкаф, достаю там три деревянные чашки, из-за чего снова ловлю на себе странный взгляд мальчика.

– Зверь будет есть из нашей посуды?

Тиль, может, Зинку-то и не слышит, а вот она-то наоборот. Вон как усы после его слов агрессивно встопорщились.

– Где ты тут усы увидела, безешка? – снова читает мысли, нарушая мои личные границы. – И убогому этому скажи, пусть сам со своего ведра хлебает. Ну-ка давай, накладывай мне кашки. Ням-ням! – вооружилась найденной где-то чайной ложкой рыжая бестия.

– Какого ведра? – машинально переспрашиваю, но сама подхожу и накладываю в три миски кашки… Страшно-черной, но запах довольно приятный.

Живот урчит, а сама я с опаской подношу ложку ко рту. Две пары глаз внимательно наблюдают за мной, почти заглядывают мне в рот. Ну-ка, попробуем местные харчи отечественного производства. Ой, как бы самой не травануться, туалет-то местный я еще не видела. Чую, ждут меня трудные времена.