Знак Калта - страница 45

– Поклонения? – буквально выплевывает Сиданс. – Я думал, мы их от этого вылечили

полвека назад.

– Урок явно не был усвоен, – произносит Ламиад, указывая уцелевшей рукой на

жертвенное побоище. Конечность, которую он утратил в начале боя, можно было

восстановить, а лицо – починить. Доступны и технология, и мастера, однако Ламиад

предпочел остаться таким, как есть. Миф о нем стал важен для Калта, и тетрарх охотно

пошел на подобную жертву.

Вентан питает к Эйкосу Ламиаду высочайшее почтение и надеется, что будет столь же

сильным, как тетрарх, когда для него настанут такие времена.

– Так что в центре? – спрашивает Селатон, держа штандарт рядом с собой. – Я не вижу

алтаря.

Селатон прав. Там нет алтаря, только вырытая яма, из которой неторопливо струятся

языки тумана.

Вентан идет впереди, пальцы сжимают рукоять меча.

Здесь все уже мертвы, но присутствие оружия в руке всегда придает уверенность в себе.

Подойдя к яме, Вентан видит, что она уходит вглубь на три метра, а посередине находится

еще одно пронзенное тело. Несущий Слово, облаченный в багряный доспех, который

украшен трепещущими на ветру свитками с обетами и выбитыми золотыми надписями.

Это не рядовой воин. Каждая пластина и грань созданы вручную мастером-оружейником

и отполированы с преданностью, которой может удостоиться лишь высокопоставленный

полководец.

Белое, как пергамент, кошмарное лицо напоминает упыря-людоеда. Губ нет, скулы

выпирают, глаза ввалились, а скальп лишен волос. На обнаженном черепе, с которого

содрали кожу, вырезаны новые геометрические символы. В пустой черепной коробке

пробита дыра с неровными краями.

– Федрал Фелл, полагаю, – произносит Вентан.

Вокруг трупа Фелла нагромождение тел воинов-культистов, вскрытых и выпотрошенных.

Им приданы позы преклонения, руки прикованы к посоху с шипастым навершием, на

который насажен Фелл. Рты безвольно приоткрыты, словно восхваляя кого-то, а

восхищенные глаза удерживаются открытыми при помощи швов.

– Чем он проткнут? – интересуется Селатон. Оно не такое, как у остальных. Этот знак…

– Я уже не один раз видел подобный символ, – говорит Сиданс. – Всегда думал, что это

какое-то обозначение подразделения. То отребье, через которое мы пробивались, чтобы

попасть к вам в Нумин, носило точно такие же палки.

– Нет, – произносит Эйкос Ламиад. – Это не эмблема подразделения, как мы ее понимаем.

Это тотем, знак их новых хозяев. Мы продолжаем носить на себе аквилу, а наши враги

теперь носят это. Они называют его Октетом.

При звуке этого слова Вентан ощущает спазм отвращения. Капитан смотрит на посох, на

толстое, покрытое надписями древко и восемь расходящихся спиц-клинков, которые

повторяют расположение мертвых Несущих Слово. Ему доводилось видеть, как

вражеские чемпионы носили такой штандарт с собой, потрясая им, словно священной

реликвией.

– Надо уходить отсюда, – говорит Вентан. – Пусть орудия Таурен сровняют это место с

землей.

Голова Федрала Фелла рывком поднимается, кожа туго натягивается на черепе в безгубой

ухмылке.

– Пушки вам уже не помогут, – раздается бесцветный голос, а затем изо рта трупа на тела

у его ног начинает извергаться пенящаяся, черная, словно мазут, жидкость. –

Нерожденные идут за всеми вами.

Ошеломленные Ультрадесантники с омерзением отступают от ямы. По телу Федрала

Фелла проходят спазмы – серия ломающих кости конвульсий, которые наверняка бы

убили Несущего Слово, оставайся в том хоть сколько-нибудь жизни. Он пляшет на колу, а

изо рта продолжает изливаться поток черной, густой и ядовитой жижи, похожей на желчь.

Ее невероятно много, больше, чем поместилось бы внутри тела. Она брызжет из глаз и

ушей. Течет из носа и бьет изо рта, как из шланга под давлением. Яма заполняется

смоляной жидкостью, превращаясь в бурлящую клоаку ужаснейшей порчи. Череп

Федрала Фелла полностью погрузился, но Вентан продолжает слышать ликующую

мантру.

Нерожденные идут…

Нерожденные идут…

Над поверхностью маслянистой жидкости теперь остается только шипастое навершие

посоха с Октетом. С острых кончиков тянутся клубы чернильно-черного дыма. Его жгуты

извиваются, словно совокупляющиеся змеи, и распространяются над головой завесой